Запретное искушение

Мое сердце замирает от осознания того, что Макс отстраняется от меня, перестраиваясь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы привести себя в порядок. Я жду момента, когда он скажет мне, что пришло время вернуться к тому, как все было раньше, и в глубине души я знаю, что не могу продолжать давить на него подобным образом. Если он действительно не знает, кто он такой, без мужчины, которым он был раньше, без клятв, которые он дал, тогда я не могу заставить его сделать это. Я не могу заставить его решить, кем он хочет быть только потому, что я этого хочу.

Я открываю рот, чтобы сказать именно это, пока поправляю платье, но Макс поворачивается ко мне, когда я делаю это, убирая беспорядок. Он подходит ко мне, в его глазах все еще горит тот голодный огонек, и я забываю все, что собиралась сказать. Его рука обнимает меня за талию, притягивая ближе к себе, когда его рот снова опускается на мой, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить то, что происходит дальше.

Я ничего не хочу делать… кроме как быть в объятиях Макса.

12

САША

На следующее утро я просыпаюсь в постели Макса. На одно блаженное мгновение это все, что я регистрирую… это и воспоминание о том, как я там оказалась.

После того, как он поцеловал меня в кабинете, мы, спотыкаясь, поднялись наверх, в комнату, в которой я никогда раньше не была, которую Макс занимает этажом ниже моего. У меня не было возможности полюбоваться пейзажем, прежде чем он швырнул меня на кровать, а сам последовал за мной на мягкое, пушистое одеяло, пока мы срывали друг с друга одежду в порыве рук и ртов, так же отчаянно желая друг друга, как и до того, как я забралась на стол.

Он как будто решил, что, сделав это один раз, остаток ночи будет потрачен впустую. Он заставил меня кончить еще дважды своим ртом, широко раздвигая меня и пожирая до тех пор, пока я не залила его лицо своим возбуждением, пока не расслабилась в постели. Затем Макс наклонился надо мной и поцеловал, все еще ощущая на губах вкус моей киски, накрыл мое тело своим и вошел в меня. Это было больше похоже на первый раз, тогда, в Нью-Йорке. Он закинул мои руки за голову, погружаясь в меня снова и снова долгими, медленными движениями, которые заставляли меня дрожать и стонать, умоляя его заставить меня кончить снова.

И он дал мне все.

Макс — это все, что я когда-либо испытывала, но я убеждена, что никто другой не смог бы заставить меня кончить так, как он, что ничто и никогда не могло быть так хорошо, как он внутри меня, идеальные прикосновения, затрагивающие каждую тайную, чувствительную точку, о существовании которой я и не подозревала. Я цеплялась за него всю ночь, пока он заставлял меня кончать снова и снова, растягивая это так долго, как только могла.

Это было больше, чем секс, больше, чем удовольствие, хотя и этого было предостаточно. Это было все, и это только заставило меня еще больше поверить в то, что то, что произошло между нами в Нью-Йорке, не было случайностью, вызванной нехваткой людей или необходимостью для меня выйти на улицу и познакомиться с большим количеством мужчин, чтобы знать, что я не выдумываю все это в своей голове. Что делает то, что я знаю, что должна сказать сегодня утром, намного сложнее.

Где-то посреди ночи мы встали и приняли душ, в этот момент сперма Макса растеклась по моей груди и животу. Я опустилась на него в душе, снова возбудив его, и он трахнул меня у стены, а затем на тумбочке в ванной, наконец, кончив мне в рот, когда я стояла на коленях на полу спальни и глотала его сперму. Он застонал со звуком, который, я знала, я никогда не перестану слышать. Его рука сжалась в кулак в моих волосах, в то время как его член пульсировал у меня между губ, и я хотела продолжать это вечно.

Он был очень, очень осторожен, чтобы не кончить в меня снова, и мне не пришлось спрашивать почему. Он не хуже меня знает, что существует риск, несмотря ни на что, если мы не предохраняемся. Тем не менее, в доме нет ни одного презерватива, который можно было бы взять. Я очень хорошо знаю, что Макс не желает идти и просить охрану принести что-нибудь, что было бы равносильно признанию, что он отказывается от своего обета целомудрия, вместо того чтобы ждать, пока его стены будут рушиться снова и снова, когда он больше не сможет сопротивляться искушению. Я не уверена, что кто-то из нас тоже смог бы переключиться, после ощущения горячего удовольствия от обнаженной кожи, Макса, заполняющего меня без чего-либо между нами.

Кроме того, это не имеет значения, думаю я, лежа там, Макс свернулся калачиком рядом со мной, а я смотрю в потолок. Я не проведу еще одну ночь в этой постели, или он, скорее всего, в моей. Это больше не повторится, а если и повторится, то после нескольких недель мучений, толчков и вытягиваний, Макс все еще будет сопротивляться.

И я должна прекратить попытки вытеснить это.