— Странно, хоть я никогда вас и не встречал, но ваше лицо почему-то мне кажется знакомым, — Семидис действительно смотрел на Юлию так, словно мучительно пытался что-то вспомнить, но это воспоминание от него ускользало.
— Это странно, потому что я никогда не бывала в Греции раньше. Возможно как-нибудь потом, вместе с мужем, мы предпримем большое путешествие, чтобы посетить Афины, Спарту, Фивы и увидеть своими глазами те места, где происходили события, описанные в легендах.
Но вы, госпожа, только ведь собираетесь стать чьей-то женой, — вкрадчиво заметил Семидис, — ведь в храм Гестии едут женщины, чтобы просить богиню или благословить их брак, или же сохранить его. Вы слишком молоды, чтобы просить о сохранении брака, значит, хотите просить о заступничестве и указании верного пути. Кто же счастливый жених такой прекрасной девушки?
— Его зовут Септимус, из рода Секстов.
— Что?! — Семидис попятился назад, оступился и упал. — Вы собираетесь стать женой Септимуса Секста? О, боги!
— Что так взволновало тебя? — Юлия удивленно смотрела на проводника.
— Много лет назад земли, куда ты направляешься, принадлежали Секстам, — проводник говорил быстро и сбивчиво, — но восемнадцать лет назад Септимус Секст был вынужден продать эти земли Ливиям, потому что люди восстали против него.
— Почему? — Юлия нахмурилась.
— Я понял! — Семидис отполз назад, он смотрел на Юлию глазами, полными ужаса. — О, боги! Эти глаза! — с этими словами проводник вскочил и побежал через реку, не оглядываясь.
— Эй! Вернись! Куда ты?! Юргент, догони его!
Галл вскочил на коня и настиг грека уже на другом берегу. Схватив Семидиса за шиворот, Юргент одним рывком поднял его на лошадь, и положив поперек седла, повез обратно.
— Почему ты хотел убежать? — Юлия смотрела на Семидиса, которого Юргент бросил к ее ногам.
— Я… Я увидел… Мне показалось…
— Говори!
— О, боги! Не убивайте меня, госпожа! — Семидис упал на колени и простерся ниц.
— Я не причиню тебе вреда, — Юлия постаралась смягчить тон своего голоса, — но требую, чтобы ты рассказал, что тебя так испугало.
— Когда вы сказали, что собираетесь стать женой этого римлянина — Секста, я вспомнил, вернее сказать, я понял, почему ваше лицо кажется мне знакомым. Восемнадцать лет назад я видел с ним женщину, очень похожую на вас, особенно сейчас, когда вы злитесь — сходство очевидно.
— Что это была за женщина?
— Не могу сказать, не знаю. Я видел ее только один раз, но… В селении есть те, кто помнит ее лучше… но…
— Что «но»?
— Они были так жестоки, точнее она, — Семидис начал заикаться, глаза его остекленели, он как будто снова увидел нечто ужасное, способное парализовать, лишить дара речи, — он был все время пьян, ничего не понимал… Он был молод, она была старше… Кажется, она тоже приехала сюда узнать волю Гестии перед тем как стать женой какого-то знатного римлянина. Не знаю… Кажется, боги прокляли ее… Она так смеялась… Она… — Семидис закрыл вдруг лицо руками и заплакал как ребенок.
— Говоришь, Сексты владели этими землями? — Юлия удивленно приподняла брови, Септимус никогда не говорил о том, что у его семьи в Греции были владения.
— Да, долиной, где находится храм Гестии. Вначале все было хорошо. Его отец нанял управляющего из нашей деревни. Мы должны были платить ему небольшую ренту за то, что пользовались его землей и садами, это было очень хорошее время, но потом… Потом внезапно на вилле появился молодой человек. Очень красивый. Мы узнали, что это сын хозяина, а сам хозяин убит.
— Это правда, — прошептала Юлия.
— Наверное, он хотел уехать подальше от Рима, где все это произошло. Одним словом, он поселился на вилле и все время пил. Временами он требовал к себе кого-нибудь из наших женщин. Слава богу, находились такие, что шли к нему по доброй воле, потому что Септимус был очень красив. Одна девушка, дочь рыбака, Римела, даже полюбила его, и часто подолгу оставалась на его вилле! Потом она ему, наверное, наскучила, и он ее прогнал. Он вел себя словно одержимый, апатия сменялась бешенством, он то сидел целыми днями неподвижно где-нибудь в темном углу дома, то скакал по полям, топча посевы.
— Понятно, — Юлия нетерпеливо прервала Семидиса, — а что случилось потом?