– Дрожишь. Иди сюда, – позвал Стоун, притягивая Эмму к себе в попытке согреть.
Эмма даже не заметила как сильно замерзла, пока Стоун не указал ей на это. И вот теперь ее тело сотрясала дрожь. А еще в груди возникла странная боль. Очень нехорошая боль.
– Я в порядке, – повторила Эмма, когда Стоун обнял ее так осторожно, словно она была фарфоровой вазой. – Мне просто ужасно неприятно, что ты застал глупенькую городскую девчонку на месте ее фиаско. – Да, она действительно испытывала раздражение и смущение.
– Не страшно время от времени совершать глупости.
– Правда? А с тобой такое когда-нибудь случалось?
– Вообще-то нет.
Эмму по-прежнему била дрожь, сводившая ее с ума. Но она так же заставляла ее желать крепче прижаться к Стоуну, что совершенно не помогало.
– Для тебя все легко. – Эмма заставляла себя отойти от Стоуна, но не могла сделать ни шагу. – Только запомни: жизнь нелегкая штука.
– Верно, – согласился Стоун, но улыбка исчезла с его лица. – Жизнь действительно непроста. Но ты можешь все изменить и делать все возможное, чтобы наслаждаться ею, потому что другой не будет. – Стоун развернул Эмму к грузовику, который, благодаря стараниям Харли и Ти Джея, вновь стоял на дороге.
Не произнося больше ни слова, он распахнул перед ней дверь.
У Эммы не было причины ощущать себя полной дурой, но все же она себя таковой ощущала. Взяв себя в руки, она поблагодарила Харли и, пообещав заехать позже, чтобы заплатить за услуги, забралась в кабину. Ребра пронзила адская боль.
Но она сама была в этом виновата.
Едва только Эмма завела мотор, дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась, и в кабину влез Стоун, такой же промокший, как и она сама. Его волосы прилипли к голове, а по подбородку стекали струйки воды. Глаза казались более темными, а слипшиеся чернильно-черные ресницы походили на пики.
– Что ты делаешь? – спросила Эмма.
– У меня был выбор.
Стоун плюхнулся на сиденье. Теперь, когда он отдал Эмме куртку, его рубашка плотно прилипла к груди. Потертая, промокшая насквозь джинсовая ткань любовно облегала ягодицы, бедра и интригующую выпуклость ниже пуговицы…
Эмма оторвала взгляд от ширинки Стоуна и посмотрела ему в глаза.
– Выбор?
– Я мог бы стать рефери для Ти Джей и Харли или… – Стоун подался вперед и включил печку на полную мощность, – узнать, насколько сильно ты ранена.
Эмма обхватила себя. Она никак не могла оторвать взгляда от Стоуна. И это было странно, учитывая, что прошлой ночью Эмма разглядела каждый дюйм его тела.
– Я не ранена.
– Хочешь, поведу?
«Да. Больше, чем когда бы то ни было». Но это было бы равносильно поражению, а Эмма никогда не признавала поражений.
– Клянусь, я не стану писать в организацию по защите прав женщин, – сухо произнес Стоун.
Эмма вздохнула.
– Дело не в этом. Если я позволю сейчас тебе вести машину, то уже никогда не смогу ездить по этой дороге.
Стоун посмотрел на Эмму, и в его глазах вдобавок к раздражению вспыхнуло что-то еще… одобрение.
Это было неожиданно и окатило Эмму подобно теплому целебному бальзаму. Хотя она совсем этого не хотела. Это ощущение вовсе ей не понравилось. Она отерла с лица воду, и это невинное движение причинило ей боль. Проклятье…
– Могу я спросить у тебя кое-что?
– Что угодно, – ответил Стоун.
В этом состояло еще одно различие между ними. Эмма никогда не позволяла себе быть столь открытой. А что, если она захочет знать, сколько женщин у него было или когда он в последний раз плакал?
– Ты был прав относительно того, что сказал раньше. Жизнь одна, поэтому нужно прожить ее правильно. Посему я хочу знать… – Эмма выдержала паузу. Разговор ведь пойдет о том, что ей необходимо уехать. Но отступать было поздно. – Ты счастлив? Здесь? Доволен своим образом жизни?
С губ Стоуна сорвался какой-то тихий звук, который можно было принять за смех. Он потер лицо рукой, а потом откинулся на спинку сиденья и посмотрел на Эмму. Дождевая вода тоненькими ручейками стекала по его лицу.
– Знаешь, я думаю, любой другой твой вопрос окажется гораздо легче, чем этот.
– Значит, ты несчастлив?
– О, я очень счастлив. Я работаю бок о бок со своими братьями. Я сам себе начальник, хотя на самом деле это не так уж здорово, как может показаться на первый взгляд. Я занимаюсь тем, что люблю. И все же… – Стоун тяжело вздохнул. – Иногда мне хочется делать что-то другое. Не для Кена или Ти Джея, а для себя.
– Например?
– Да ладно. Неужели ты действительно хочешь это знать?
– Вообще-то да. Может быть, мне нравится осознавать, что не я одна хочу, чтобы все было иначе. Может, мне нужно разделить с кем-то свои душевные терзания.
Стоун вскинул бровь.
– Знаешь, я на мгновение поверил, что небезразличен тебе.
– Может, действительно небезразличен.
– Слишком много слова «может». – Стоун внимательно смотрел на Эмму. – Раньше я занимался реставрацией старых зданий, и хочу вернуться к этой работе. Хочу полностью отреставрировать одно историческое здание в городе.
– Самостоятельно?
– Мне это нравится. Люблю работать руками.
Эмма и так уже знала, что у Стоуна золотые руки.
– Я прекрасно тебя понимаю.