Почему-то Ник пнул ее в голую ногу. Возможно, он решил проверить, отреагирует ли она на удар. Но она не реагировала. Вместо этого она лежала так неподвижно, как женщина со сломанной шеей. Вода вливалась в угол ее открытого рта.
– Я думал, ты перестала вредить мне, – прошептал он, потому что знал, что она не слышит его. – Но, похоже, я был неправ.
С отвращением он швырнул пульт управления в один из шкафчиков и вышел из каюты.
Дверь за ним закрылась.
Он не забыл запереть ее.
И, словно сами по себе, потоки из санблока прекратились. Кто-то на мостике, вероятно, отключил в ее каюте насосы и систему водопровода.
Только вода во рту Морн мешала ей истерически рассмеяться.
Она вскинула голову, выплюнула воду, поднялась на ноги, так быстро, как могла. Словно опасаясь, что черная коробочка исчезнет в яме ее кошмаров, она бросилась, чтобы взять ее. Но она в самом деле оказалась в ее руках, осязаемая, настоящая. Пальцы Морн любовно поглаживали знакомые очертания; дыхание стало прерывистым, когда она обдумывала открывающиеся возможности.
Дрожа, Морн нажала на кнопки, которые посылали тонкую струю энергии и силы по ее нервам. Затем она закрыла глаза и провела несколько мгновений, просто наслаждаясь простым искусственным наслаждением.
Но этого было недостаточно. Следовало ослабить боль. Здесь. Ей нужны были более быстрые рефлексы, лучшее сосредоточение. Так. Вскоре она почувствует гораздо больше силы, но даже малого улучшения будет пока достаточно. Так.
Фундаментальный голод был несколько утолен. Печаль об ее ограниченности свалилось с ее плеч. Атмосфера корабля стала более чистой, резкой. Она чувствовала, что снова становится собой, Морн Хайланд, наконец-то.
Это тоже было формой безумия. Тем не менее, она цеплялась за это изо всех сил.
Она не осознавала, что действительно расцарапала свои щеки пока капли крови не потекли у нее по рукам.
Она стиснула зубы, чтобы сдержать смешок.
И очень тихо, потому что кататоники не издают ни звука, она отправилась в санблок, чтобы посмотреть в зеркало.
При виде себя она потеряла всякое желание смеяться.
Ее глаза глубоко запали, под ними залегли морщины усталости и похмелья. Новые морщины появились на ее лице, словно она хмурилась в течение нескольких месяцев. Засохшая рвота прилипла к уголку рта. Ее кожа была бледной, болезненного цвета и то, как она обвисла на костях, позволяло предположить, что Морн сильно потеряла в весе.
Несмотря на бледность, кровоточащие царапины на ее щеках напоминали гротескную пародию на шрамы Ника.
Шизо-имплантат не освободил ее окончательно от ограниченности. Он просто дал ей возможность перескочить через границы собственной выдержки.
Этого достаточно, подумала она холодно. Это все, что мне нужно.
Она отвернулась от зеркала.
Ну, хорошо. Никаких представлений. Она получила свою черную коробочку. Следующая проблема – найти выход из каюты.
И тут она заколебалась.
По какой-то причине шизо-имплантат пошатнул ее уверенность и вместе с силой наполнил ее душу сомнениями. Это блокировало связь с тем участком мозга, который все понимал и ничего не открывал.
Сила; должно быть, сила. Шизо-имплантат сделал ее сильной – и не дал ничего, что можно было бы использовать. Никакая быстрота мыслей или действий не поможет ей освободиться из ее тюрьмы. Но если она получит достаточно силы…
Дверь была сделана так, чтобы выдержать давление под прямым углом к поверхности – декомпрессию или удар – но не в направлении собственного движения. Сервомеханизмы, которые открывали и закрывали ее, будут давать обратный ход, когда почувствуют препятствие. Значит, проблема заключалась в силе и направлении; если достаточно сильно нажать в правильном направлении, чтобы включить механизм отката. Тогда дверь откроется сама собой.
И сигнал тревоги сразу же сообщит на мостик о том, что произошло. Ник лично явится, чтобы остановить ее. Или пошлет своих людей с пистолетами…
Нет, она не может позволить загнать себя в угол. Сначала она должна выбраться из каюты. Затем она должна будет придумать, как не дать поймать себя.
Стоя у двери она настроила свою искусственную силу на высший уровень – такой высокий, что эндорфины и дофамины в ее мозгу проносились с воем, точно во время шторма, а грудь раздулась – легким не хватало воздуха, чтобы поддержать такое количество адреналина. Затем она положила руки на дверь, припала всем телом к переборке и надавила.
Давление росло в ней, пока уши не наполнились звоном и глаза не ослепли. Ее руки вибрировали, словно кабели, на который повешен слишком большой груз; она была, вероятно, настолько сильна, что могла бы поломать собственные кости. Небольшие очаги боли начали расти в ее легких.
Внезапно кожа на ладонях Морн лопнула. Скользкие от крови, ее руки соскользнули с двери.
Не в силах ухватиться за что-то она полетела вперед и ударилась головой о следующую переборку. И потом упала на пол.