Запретные сети

Любовь достойна высших чувств, и скрывать её от самого дорогого и близкого тебе человека это подобно преступлению. Кажется, все ещё чувствую на себе запах Самира, я погружаюсь в самые теплые и важные для меня воспоминания, которые навсегда останутся глубоко в сердце. Никто не посмеет их отнять у нас двоих, потому что это личное — сокровенное. Сегодня наши отцы, наконец, заключили брачный договор, и, отныне и навсегда все слова скреплены печатями обеих семей. Чуть позже, когда мы начали собираться на соревнования, Рамиля никак не могла связаться с Алией, та оставила на своей кровати записку, что после занятий пойдет к своей подруге, совершенно не согласовав этот момент с матерью. Естественно, я понимаю, что дело не в подруге, и, судя по прошедшей ночи, её поведению и костюму, определённо имеет место быть парень либо мужчина, к которому она фактически сбежала. Но знать об этом Рамиле не стоит, боюсь, материнское сердце и вправду разобьётся на части, тому гляди припишут и меня в виновные за выходки моей младшей сестры.

— Рамиля, прошу тебя, не переживай, — уговариваю её, обнимаю, пытаюсь поддержать бедную женщину. — Вернётся, ну куда она может деться, тем более что предупредила, будет у подруги.

Женщина тоже меня обнимает, Рамиля никогда не делила нас на своих и чужих, хоть я дочь русской, для местных женщин они словно соперницы, но, сколько себя помню, мама и Рамиля как-то находили между собой связь, пусть и делили мужчину на двоих. О, Аллах, представив, что Самир делит постель с другой, у меня искры из глаз сыпаться начинают. Слегка передёрнуло, но я вовремя остановила свои мысли, идущие в дебри.

— Амина, — протягивает мое имя, и вновь крепче сжимает в объятиях. — Вы обе доведете меня, Аллах свидетель, у меня уже руки опускаются. Алия становится неуправляемой.

— Рамиля, она ещё девчонка, ну вспомни себя, — улыбаюсь ей, но в её взгляде нет ни грамма намёка на улыбку. Я отпускаю женщину, отходя в сторону, давая ей больше пространства.

— Не знаю, Амина, — отрицательно машет головой, тоже отходит чуть поодаль от меня, — иногда дети повторяют жизнь своих родителей, и мне бы не хотелось, чтобы Алия напоролась на тот же путь.

— О чем ты? — совершенно не понимаю рассуждения Рамили, ведь ее жизнь сложилась удачно, я никогда не видела и не слышала, чтобы она как-то высказывалась на этот счёт отцу.

— Когда Фархад и Валентина расстались, я подчеркиваю "расстались", Амина, не развелись, он не объяснил мне ни причины, не дал даже ответов, что произошло, — Рамиля во время разговора начала покрывать голову платком, готовясь к отъезду. — И уже, сколько прошло лет, а он по-прежнему не намерен её оставить в покое.

— Но я видела документы о разводе, — вновь напоминаю ей. — Мне кажется, ты ошибаешься.

Рамиля вздыхает и отрицательно качает головой, давая мне понять, что я не на верном пути своих мыслей.

— Не всё так просто, дочка, Фархад в жизни не отпустит твою мать от себя, — глаза Рамили наливаются слезами, но она вовремя себя останавливает, сохранив косметику на лице. — Любовь, Амина. Это чувство может принадлежать только одному человеку. Обладая такой связью, что разорвать её фактически невозможно.

— И, тем не менее, он выгнал нас обеих, — я завершаю наш диалог тем, что напоминаю ей тот день, когда родители сильно поссорились и отец у всех на глазах выгнал маму на улицу.

"— Фархад, дорогой, выслушай меня, — умоляет мама, вцепившись в руку отца, пытается найти в нём сочувствие, чтобы он понял её, но отец непреклонен. Отмахивается от нее, полностью лишившись этого чувства.

— Нет, — зло отвечает ей, затем почти отшвыривает её от себя, как не нужную вещь. Я стою, прижавшись к Рамиле, плачу, у нее тоже глаза на мокром месте, но ещё сдерживает себя. — Уходи из моего дома, — все также со злостью выговаривает слова, каждое чётко, чтобы все мы это слышали.

Я понимаю, что мама просто сломится от папиных слов, подбегаю к ней, крепко обнимаю, но все же оборачиваюсь лицом к папе.

— Папа, не гони маму, пожалуйста, — пусть я не понимаю в чём дело, но они не смогут друг без друга. Неужели их любовь это обман? — Пожалуйста, — вновь умоляю.

Взгляд папы смягчается, он протягивает ко мне руку, чтобы я подошла к нему. Мама крепко держит меня в своих объятиях, не выпускает, не хочет, чтобы я её оставляла. — Папа, пожалуйста, — я тоже протягиваю ему свою руку, и он её принимает, затем обнимает нас обеих, беря в теплые родные объятия, словно и не было никакой ссоры и споров. Мы стоим втроём в обнимку, Рамиля тихо с Алией остаются в сторонке, не нарушают нашу личную семейную идиллию.

— Валентина, уходи, — папа размыкает руки, оставляя нас обеих, все ещё обнимающимися. — Но Амина, нет.

Мама почти криком объявляет, что уйдет, но только со мной, но папа не хочет её слушать, но и оставить не спешит.

— Нет, это моё последнее слово, — настаивает папа.

— Она и моя кровь тоже, Фархад, — мама разозлилась, я чувствую, что она дрожит. — И не смей мне свои нравоучения о своем боге читать.