Запретные страсти

— Привет, Маргарет, — бесстрастно произнес хозяин дома, но лицо его будто окаменело. — Познакомьтесь, Кэтрин, это моя жена. К твоему сведению, Маргарет, я вообще ничего не требую. Тем более от Норы.

Маргарет Коллиз наводила на мысль об осеннем дожде. В ней была та же неспешность, и та же грусть, и некоторая холодность, возможно, только оттого, что она была слишком поглощена своей грустью.

«Для которой должны быть причины... Ее девочка нездорова, этого уже достаточно», — решила Кэтрин, хотя помнила матерей инвалидов, которые были полны энергии и решимости научить своих детей вести полноценную жизнь. А эта девочка, Нора, не производила впечатления совершенно неадекватного ребенка.

Закурив вставленную в мундштук тонкую сигарету, Маргарет опустилась на банкетку возле окна и почти отвернулась от происходящего в комнате. Длинные темные волосы отчасти закрывали ее лицо, и Кэтрин так и не удалось разглядеть эту женщину как следует. У нее осталось ощущение чего-то смутного, неуловимого...

Рон проследил за женой, не произнеся ни слова, затем снова обратился к Кэтрин:

— Насколько я понимаю, у вас нет рекомендаций, но я их и не требую. Если я сочту, что ваши методы преподавания и воспитания неприемлемы для моей дочери, то мы с вами расстанемся, вы должны понимать это. Но я уверен, что все сложится просто прекрасно!

— Я тоже уверена, Рон, — ответила Кэтрин, хотя в тот момент не была уверена ни в чем.

6

Первым делом Нора потащила учительницу в беседку, спрятанную в другом конце сада, мимо нее Кэтрин не проходила. Та самая Джерри, большая, пятнистая псина, («Кажется, это сенбернар», — подумала Кэтрин), которая донимала предыдущую гувернантку, сопроводила их до места назначения, и завалилась на траву. Взгляд ее постоянно плачущих, с опущенными краешками глаз, не вызвал у Кэтрин содрогания, хотя до этого ей редко приходилось иметь дело с собаками. Особенно большими. Но Джерри принадлежала Норе, и это словно окружало собаку теплым ореолом особенности, непохожести на других.

— Здесь я слушаю, — сообщила девочка, выпустив руку гувернантки, и устроившись на широкой, потемневшей от времени скамье.

Стряхнув сухие листики, Кэтрин присела рядом и осторожно спросила, понизив голос:

— А что ты слушаешь, Нора?

— Музыку, — ответила та, покосившись на женщину с непониманием. — А ты разве не слышишь?

Кэтрин прислушалась. Другие птицы пели теми же голосами и с той же радостью, деревья напевали свои летние баллады... Может, она эту музыку и имела в виду?

— Да нет же! — Нора нетерпеливо заерзала. — Я же о настоящей музыке говорю! Скрипки, рояль... Ты что, тоже их не слышишь?

— Как жаль, — вырвалось у Кэтрин. — Наверное, у меня что-то не в порядке со слухом. Как мне хотелось бы послушать эту музыку!

Девочка повернулась и требовательно всмотрелась в лицо учительницы. Длинные прямые волосы, которые были гораздо светлее материнских, свисали вдоль загорелых щек, но не придавали лицу ребенка унылого выражения. Оно было вдохновенным и задумчивым, не веселым, но и не таким трагически-печальным, как у Маргарет.

— Но ты мне веришь, что я-то слышу?

— Конечно, — немедленно подтвердила Кэтрин. — Нора, ты, наверное, будешь композитором! Они все с детства слышали ту музыку, которую никто еще не написал.

У девочки просияли глаза. Они были большими, серыми, но очень яркого оттенка.

— Композитором! Никто еще не говорил мне этого! А ты научишь меня играть на рояле?

— А ты не умеешь? — Кэтрин была обескуражена. — Как же ты слышишь, если... Я думала, сперва нужно научиться играть самой... Впрочем, — на миг задумавшись, возразила себе женщина, — это глупость — то, что я сказала. Если в тебе звучит музыка...

Нора оборвала ее:

— Но она звучит не во мне, а вокруг!

— Хорошо, — покорно согласилась Кэтрин. — Беда в том, Нора, что я тоже не умею играть на рояле. Вот незадача... Я могу преподавать тебе только обычные школьные предметы. А для этого твоему отцу придется нанять учителя музыки. Мне жаль...

Нахмурившись, девочка сползла со скамьи и отвернулась, присев на корточках. Ее голос зазвучал угрюмо:

— Папа хочет, чтобы меня учила Николь. А мама этого не хочет.

— Николь умеет играть на рояле? — удивилась Кэтрин, и тут же вспомнила, что в доме, где теперь жили и они с сыном, действительно есть фортепиано. Однако Николь ни разу даже не подняла крышки...

Снисходительным тоном Нора заверила:

— Она лучше всех играет. Правда, я только один раз слышала, но папа говорит, что Николь еще в детстве мечтала стать пианисткой. Жалко, что не стала, правда?

— Правда, — машинально отозвалась Кэт. Она пыталась представить Николь на залитой светом сцене, и соглашалась с тем, что это было бы великолепно.

Нора произнесла уже с меньшим восторгом:

— Мама тоже умеет играть, только папа запрещает ей учить меня.

Кэтрин очнулась:

— Запрещает? Почему?

— Ну, почему! — девочка вскочила, откинув волосы, и неспешно прошлась по беседке. — Потому что она не так уж хорошо играет. А папа говорит, что у меня должно быть все самое лучшее.

Кэтрин призналась:

— Не думаю, что я самый лучший учитель в мире.

Губы Норы исказила взрослая усмешка: