Вот как описывал со слов Бориса и Андрея их побег от большевиков великий князь Александр Михайлович. «Его (Кирилла) два брата, великие князья Борис и Андрей Владимировичи, обязаны спасением своих жизней поразительному совпадению, к которому, если бы его описал романист, читатель отнесся бы с недоверием. Командир большевистского отряда, которому было приказано расстрелять этих двух великих князей, оказался бывшим художником, который провел несколько лет жизни в Париже в тяжелой борьбе за существование, тщетно надеясь найти покупателя для своих картин. За год до войны великий князь Борис Владимирович, прогуливаясь по Латинскому кварталу, наткнулся на выставку художественно нарисованных подушек. Они понравились ему своей оригинальностью, и он приобрел их значительное количество. Вот и все. Большевистский комиссар не мог убить человека, который оценил его искусство. Он посадил обоих великих князей в автомобиль со значком коммунистической партии и повез их в район белых армий». Александр Михайлович не доверял рассказам братьев-врунов, не поверим в их россказни и мы. На самом деле при приближении Красной армии они с матерью укрылись в горном ауле Конова. Братьев и мать спасло наступление белых. В 1919 году Борис откололся от семьи и уехал в Анапу, откуда вместе со своей любовницей уплыл за рубеж. Андрей же и Михень находились в России аж до 1920 года, ожидая, когда белые войска захватят Москву и Питер. Как известно, этого не произошло, и с последним пароходом они эвакуировались из Новороссийска во Францию, где в том же году великая княгиня Мария Павловна, честолюбивая Михень, и скончалась.
Итак, амбициозная матушка Кирилла Владимировича умерла, однако свои амбиции она завещала сыну. В Финляндии Кирилл с Мелитой поселились в городке Борго, недалеко от Гельсингфорса (Хельсинки). Там у них родился сын Владимир. В октябре 1917 года в России Временное правительство пало, и к власти пришли большевики. В 1918 году они также появились и в Финляндии, что вызвало среди русских эмигрантов панику; зная, какая судьба постигла царя и часть его родственников, Кирилл опасался и за свою жизнь. Но пронесло – генерал Маннергейм (бывший русский кавалергард) быстро навел в стране порядок. Кирилл со своей семьей прожили в Финляндии еще несколько лет; здесь, вблизи Петрограда, он надеялся, как и его мать, на освобождение от большевиков столицы России.
В этот период вынужденного безделья Кирилла посетила еще одна экстравагантная мысль. Узнав о гибели в Екатеринбурге Николая II и цесаревича Алексея и об исчезновении великого князя Михаила Александровича в 1918 году, Кирилл подумал: а ведь он следующий в роду, кто может принять верховную власть! Об этом ему матушка в свое время все уши прожужжала и лелеяла эту мысль до самой своей смерти. Апологеты Кирилла ныне пишут: «Кирилл ощутил ответственность за судьбы империи и династии. Не заявляя о своих правах (оценивая ситуацию, отдавая себе отчет в идейной неоднородности белого движения, Кирилл справедливо полагал, что во время гражданской войны наследник Романовых не может возглавить борьбу против большевиков), он ожидал возможности обратиться к своему народу, когда наступит мир и придет пора подумать, как жить дальше». Хитрая позиция была у Кирилла – пусть белые армии воюют с красными до установления мира, а потом он въедет в Петроград на белом коне и станет следующим царем! Однако долго воевать чужими руками ему не довелось – в 1920 году, когда власть в стране окончательно перешла в руки красных, он понял, что «ловить» в Финляндии ему уже нечего, и перебрался во Францию, где и поселился на курорте Сен-Бриак. Он назвал свою виллу Кер-Аргонид, что по-бретонски означало «Победа» – в честь своей супруги Виктории (тоже «победы», но по-английски), и стал думать, как ему жить дальше.
Великокняжеская чета не собиралась вести тихую жизнь отверженных эмигрантов. После смерти Марии Павловны, игравшей роль первой скрипки в концерте Владимировичей, бразды правления взяла на себя Виктория Мелита. Не обладая большим умом, она обладала бешеной энергией. Она взяла в свои руки не только управление особняком и огромным имуществом, которое они вывезли из России (некоторые Романовы бежали оттуда в одной одежде). Ее деятельной и честолюбивой натуре требовалось нечто большее. И она придумала сделать Кирилла… царем! Причем царем не для всего русского народа, не для Белого движения (которому царь и на фиг не был нужен), а для узкого круга монархически настроенной эмиграции. Но больше всего для «внутреннего употребления», так сказать. Для себя самих. Мол, мой муж – царь, а ты кто?