А пока великий князь Николай продолжал свое образование, посещая разные страны. Будучи в Англии он поразил всех тем, что за обедом пил только воду. Еще больше Николай Павлович удивил англичан своей буквально спартанской неприхотливостью: вечером его слуги внесли в приготовленную для него спальню с роскошной кроватью набитый сеном мешок, заменявший ему постель. «Англичанам это показалось аффектацией», – писал свидетель этого события. «Аффектация» по-латыни значит «преувеличенное, подчеркнутое выражение какого-либо чувства, настроения», в данном случае британцы считали, что он так рисуется перед ними, чтобы произвести эффект – как в театре. Выпендривается, грубо говоря. Но он был чужд этому – даже умер на простой солдатской койке, укрытый шинелью. Изнеженным сынам Альбиона было невдомек, что раз Николай Павлович выбрал военную стезю, то он взял себе за правило «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы» – например, спать как солдаты – на мешке с сеном. Это еще одно подтверждение тому, что Николай Павлович был действительно «стойким оловянным солдатом».
В это время в Петербурге готовились к встрече его невесты. Александр I хотел, чтобы бракосочетание младшего брата Николая (разница между братьями была 18 лет) прошло в самой торжественной обстановке. Императрица-мать Мария Федоровна с не меньшей заботой готовилась к свадьбе Николая. Она знала, что ее будущая невестка с детства имела страсть к нарядам и любила веселиться. Когда принцесса вошла в приготовленный для нее кабинет, обитый розовым атласом, то воскликнула: «Я всегда мечтала о розовом кабинете!» И так было всегда – отныне ее всю жизнь окружали роскошь, красота и разные изящные вещи. Сохранились записки Шарлотты. Историки думали, что там окажутся какие-то мысли, события, характеристики людей и так далее, но их ждало горькое разочарование. Дневники оказались заполненными описанием нарядов, развлечений, малозначительных подробностей придворной жизни, сплетен и пересудов. Это не значит, что она была ограниченным человеком – просто ее внутренний мир был далек от реальной жизни, которая протекала за стенами дворца. Она не интересовалась политикой; она любила Николая Павловича и в этом видела свое предназначение.
Шарлотта Прусская выехала из Берлина в мае 1817 года. На русской границе в Мемеле у пограничного шлагбаума ее встречал жених с обнаженной шпагой. Так начался ее жизненный путь в России. В июне жених и невеста торжественно въехали в Петербург, и через несколько дней состоялся ее переход в православие. Теперь она стала называться великой княгиней Александрой Федоровной. Их обручение состоялось в день рождения Николая Павловича, которому исполнился 21 год, а свадьба – в день ее рождения (19 лет). Как романтично! Для житья новобрачным отвели Аничков дворец. Невеста получила богатые подарки – жемчуга и бриллианты. Интересно, что она, дочь короля, бриллиантов доселе не видела! Вот что писала она: «…Все это занимало меня, так как я не носила ни одного бриллианта в Берлине, где отец воспитал нас с редкой простотой…» Да не в воспитании было дело, а в том, что прусский король был нищ, как церковная мышь!
Уже в августе Александра Федоровна забеременела. Однако перед тем как продолжить, позволим себе небольшое отступление. До конца XVIII века любовь, как правило, была личным делом семейной пары, и во многом это было дело случая. В XIX веке в Европе женились исходя из политических мотивов или по расчету. Особенно это было распространено среди буржуазии и дворянства. Как известно, на Руси царь – первый дворянин, и поэтому это правило распространялось и на него. Если хотите, то мода была такая. Вступающие в брак мужчины и женщины открыто объявляли, что они друг друга не любят, но намерены со временем достичь полного согласия, гармонии и душевной близости. Любовь между супругами теперь становилась лотерейным билетом, по которому можно было выиграть, а можно… Нет, вы не угадали – не проиграть, а потрудиться для достижения хорошего результата. Для этого нужно было искать пути духовного взаимопонимания и самовоспитания. Чтобы добиться этого, супруги читали друг другу «умные» книги, совместно изучали историю, совершали познавательные поездки за границу, занимались живописью, создавали литературные и художественные салоны. В письмах той поры муж к жене обычно обращался «Друг мой!» В общем, русская поговорка «Стерпится – слюбится» здесь не подходила. Теперь не терпеть надо было, а работать над собой и своими отношениями. Брак как работа – это было ново, и многие вельможи этому принципу следовали, не исключая и царей. Вот только не у всех это получалось… А Николай Павлович с Александрой Федоровной вытянули счастливый билет – они искренне любили друг друга, правда, первый делал это весьма своеобразно. Он обожал свою жену и одновременно наслаждался любовью других женщин. К чести Александры Федоровны, следует сказать: она ему не изменила ни разу. Даже намека не было.