По приезде в Россию она стала называться Елизаветой Маврикиевной (остальные Романовы дали ей презрительную кличку – Мавра). Кузен Константина – Александр (будущий император Александр III) вообще называл ее «уродиной». Она так и не приняла православия и всю жизнь оставалась лютеранкой. Константину казалось, что с этой женщиной он найдет семейное счастье, в их доме будет тепло и уютно. Он ласково называл ее Лилинькой и грезил, что найдет в жене душевного друга. Но великий князь жестоко ошибся. Мавра оказалась существом простым, приземленным, была она немного глуповата и ничем, кроме будничных дел, сплетен и воспитания детей, не интересовалась. «Со мною у нее редко бывают настоящие разговоры. Она обыкновенно рассказывает мне общие места. Надо много терпения. Она считает меня гораздо выше себя и удивляется моей доверчивости. В ней есть общая Альтенбургскому семейству подозрительность, безграничная боязливость, пустота и приверженность к новостям, кажущимся мне не стоящими никакого внимания. Переделаю я ее на свой лад когда-нибудь?» – вопрошал Константин. Ему бы, дураку, радоваться, что жена считает его выше ее, а он пытается ее переделать под себя! Глупец! Константин изо всех сил пытался увлечь жену высокими темами, поэзией, литературой вообще. Ни в пень колоду! Когда Константин однажды читал ей Достоевского (по-немецки, по-русски она не говорила и не понимала), стараясь донести до нее смысл «Преступления и наказания», он заметил, что она задремала. Для него это было потрясением. После этого случая просветительские занятия с Маврой закончились. Она не выказывала к ним никакого интереса, а он больше и не навязывался. Тем не менее, она родила Константину шестерых сыновей – Иоанна, Гавриила, Константина, Олега, Игоря и Георгия, а также трех дочерей – Елену, Татьяну и Ольгу. Всего девять детей. В этом было призвание Елизаветы Маврикиевны – рожать детей, а не слушать заумные речи мужа.
Константина Константиновича можно было бы назвать счастливым отцом семейства и хорошим семьянином, но в его жизни была одна постыдная тайна – он был гомосексуалистом! Откуда мы это знаем, раз он не афишировал свои наклонности? Из его же дневников! Он вел их всю жизнь и перед смертью завещал Академии наук, с тем, чтобы они были обнародованы не раньше чем через 90 лет. Однако история распорядилась иначе – в 1917 году, всего через два года после кончины великого князя, к власти в России пришли большевики, и тайное стало явным. В своих дневниках он с необыкновенной откровенностью описывал свои порочные наклонности. Почему он их не уничтожил? Это сейчас своей «голубизной» принято чуть ли не гордиться, а тогда это осуждалось, презиралось. Он писал в дневниках о своей склонности к мужчинам и о том, как он боролся с собой, считая эту страсть греховной. Некоторые исследователи сейчас пишут, что это был поступок «человека высокого духа» (не сжег свои дневники), и что ему было важно показать «потомкам, насколько тяжела внутренняя борьба со страстью».
Нам все это представляется несколько иначе. Константин Константинович хотел быть не таким, как все: он и необыкновенный поэт-лирик, он и сочинитель пьес по библейским мотивам, и переводчик Шекспира, и руководитель Академии наук, и прочая, и прочая. Вспомним его слова: «Меня называют лучшим человеком в России». Он вполне искренне себя таким и считал! Великого самомнения о себе был этот индивид! Поэтому он и не уничтожил свои дневники – хотел и после смерти выпендриться, выделиться… даже слов не подобрать! А как же – человек с такой тонкой организацией души, такой чувствительный и экзальтированный (как он сам считал) не может быть рядовым членом общества, пусть и великокняжеского достоинства! Он не такой, как все, так и кричат его дневники. А вся его «борьба с грехом» – не более чем лукавство. Но мы к этому еще вернемся.
У Константина был друг – кузен великий князь Сергей Александрович, тоже мужеложец. Но тот хоть вел себя честно: хотя и был женат, у него не было детей, спал себе со своим адъютантом и не скрывал этого. И никакого греха в этом не видел. Другой товарищ Константина по пагубному пристрастию, Петр Ильич Чайковский, тоже никаких угрызений совести не испытывал. Сейчас бы ему за педофилию суд вкатал по полной, да еще в тюрьме зеки добавили бы, а он ничего – писал музыку и в ус не дул. Правда, кончили оба они плохо – первого (Сергея Александровича) в 1905 году разметало бомбой террориста Каляева, а второй (композитор) скончался в 1893 году в страшных мучениях – то ли от холеры, то ли от яда. А Константин, видите ли, каждый раз испытывал муки совести! Прямо не смешно!