Запретные удовольствия. Оранжевая комната

Я вспомнила, что перед тем как приехать в «Плазу», я заскочила на минутку на телестудию, где работал мой знакомый режиссер, и справилась о пробах русско-французского проекта – фильма «Вумэн энд рэйн», что на русском означает «Женщина и дождь».

Я спросила его о женщине, блондинке в зеленом платье, и он мне ответил, что она действительно была, что это достаточно известная в городе актриса – правда, он сказал «бывшая актриса», – Маргарита Калинина.

– Я едва узнал ее. Так классно гримировать умеет только Герман.

Но это я знала уже и без него. Значит, она почти не наврала своему сентиментальному любовнику-гримеру насчет кинопроб.

И еще я подумала, что, приди на пробы настоящая Анна Шубина, возможно, и ей бы позволили участвовать в них.

– Мы бы взяли ее на главную роль, по-моему, она – то, что надо. Но вы, бабы, такой взбалмошный народ. Настолько несерьезный. Противный…

Я сказала ему, чтобы он был осторожнее на поворотах.

– Так что же, она снялась в нескольких сценах и ушла?

– Представь себе. А получилось очень даже недурственно. Хочешь взглянуть?

Я зашла в монтажную и просмотрела пленку. На экране липовая Анна Шубина целовалась с каким-то бледным черноволосым мужчиной. Это выглядело довольно натурально.

Пока я в оцепенении смотрела на экран, мой знакомый вдруг сказал мне:

– Ее тут еще одна женщина искала. Все расспрашивала, когда Марго придет за результатами. Эту я тоже бы заснял, но только на совсем другую роль. Знаешь, такая роковая фемина. Что-то в ней было такое… какая-то порочность в глазах…

– Знаю, – резко оборвала я его и встала.

– Что ты знаешь? И ее тоже?

– Знаю, что вам мужикам, – парировала я его фразу о том, что «вы, бабы, такой взбалмошный народ», – подавай все порочное, ядовитое и побольше.

И вот теперь Маргарита Калинина, собственной персоной, стояла передо мной. За деньгами пришла. Ничего себе. Меня чуть не придушили. Могли и пытать, и резать, и жечь, и вообще связать меня в морской или речной узел, а ей, видите ли, деньги назад подавай.

Я достала ключи, чуть не запутавшись в сумках – черной и белой, – которые болтались на моих плечах, и открыла дверь.

В квартире было темно и тихо.

– Я войду? – тихо спросила Маргарита. Я цыкнула на нее и замотала головой.

– Здесь оставаться нельзя. Все очень плохо. Вас могут убить в любую минуту. Сейчас я разбужу одного человека, и мы поедем.

В коридоре появилась чья-то тень.

– Я не сплю, – услышала я голос Саши Берестова. – Включить свет?

– Нет. Ты одет?

– Одет.

– Тогда все потихоньку выходим. Подождите меня на лестнице.

Саша с Маргаритой вышли, а я, оставшись одна в квартире, быстро собрала большую сумку, положив туда необходимые в дороге вещи, продукты и документы, сунула туда же белую сумку с золотыми пряжками и, заперев квартиру, вызвала лифт. Втроем мы спустились вниз, вышли на улицу. Начинало светать. Времени было в обрез. Соня с Вадимом могли приехать в любую минуту. А нам надо было еще бежать на стоянку за машиной.

Маргарита с любопытством рассматривала заспанного, но очень красивого Сашу, который с обреченным видом стоял, запахнув на себе длинный черный бархатный пиджак, и смотрел, как я пытаюсь отряхнуть рукав своей куртки (накинутой наспех поверх вечернего платья в блестках, в нем я была еще в казино – боже, как давно это было!) от мела, которым выпачкалась в грязном вонючем лифте.

И тут из-за дома вынырнул черный «Мерседес». Он ехал медленно, но не потому, что не мог ехать быстро. Просто они увидели нас еще издали, когда проезжали вдоль расположенного напротив моего дома бульвара, и теперь рассчитывали схватить нас всех. Разом. Мы стояли возле подъезда, нас было видно как на ладони.

И черт меня дернул отряхиваться.

Я бросилась к «Волге», которую, оказывается, очень кстати угнала, за мной кинулась ахнувшая и перевозбужденная от всего, что с ней произошло в последнее время, Маргарита. Не отставал и Саша Берестов. Не успели дверцы «Волги» захлопнуться, как я рванула с места и дворами, петляя, помчалась в сторону городского парка. Я знала такой сложный переулок, что человеку неместному разобраться, откуда он выходит и куда приведет, было просто невозможно.

Город еще спал, но два зверя – черный и белый – уже устроили смертельную гонку.

Я отыскала этот переулок, нырнула в него и начала петлять по влажным от вечернего дождя узким незаасфальтированным улочкам, удаляясь все дальше от обезумевшего от злости «мерса».

Можно себе представить, как подгоняла тоже озверевшая от ярости Соня своего еще не пришедшего в себя помощника.

Открытый сейф, исчезновение рукописей, сумки с деньгами и оружием – в белой сумке было два пистолета и нож (совершенно новый, которым, вполне возможно, собирались прикончить меня или Сашу Берестова) – от этого кто угодно придет в ярость.

А что уж тогда говорить о Соне? Об этом исчадии ада?

Я крутила руль из стороны в сторону, машину кидало, несколько раз мы чуть не разбились, пролетая мимо каких-то гаражей и сараев.