Запретный город

— Мне, как старшему мастеру, — заговорил Неби, — ведом смысл божественных речений. Все мастеровые Места Истины со временем познают его, совершенствуясь в своем искусстве, открывая законы гармонии, учась передавать в изваяниях и изображениях, писанных красками, осанку мужчины и изящество женщины, полет птицы, поступь льва и выразительность страха или радости. Чтобы и ты, Панеб, в свой черед постиг все это, тебе должно трудиться, не давая себе поблажек, и накладывать краски, составленные так, чтобы они и в огне не горели, и в воде не растворялись, и на воздухе не выцветали. Эти тайны ремесла не могут быть открыты ни единому непосвященному. Обязуешься ли ты хранить их, что бы ни случилось?

— Жизнью фараона и жизнью братства, клянусь.

— Шед Избавитель и рисовальщики правой артели берут тебя в обучение. С этого дня ты принадлежишь им и выполняешь те задания, которые они тебе поручат.

67

67

После посвящения Панеба и последующего пиршества Гау Точному очень хотелось немного отдохнуть. Он часто ощущал усталость, особенно после возлияний, и ведунья уже дважды спасала его от приступов боли в печени.

Но подмастерье постучался в двери мастерской уже на утро следующего дня и был не намерен терять ни единого мгновения, так что Паи Доброхлеб, разбуженный приставаниями Жара, был вынужден вызвать Гау.

— Я готов, — сообщил Панеб. — С чего начнем?

— Тайны нашего ремесла передаются только в нашем кругу, в кругу рисовальщиков. Если твое поведение недостойно или способности недостаточны, мы тебя выгоним, решительно и бесповоротно. Задача наша весьма нелегка. Она требует знания иероглифов, речений богов, искусства проводить точные линии и накладывать верные краски. Вздумаешь творить по собственному разумению — вылетишь вон из этой мастерской.

— Покажи мне то, с чем я буду работать.

Чтобы отвязаться от надоедливого Панеба, Гау Точный поплелся, еле волоча ноги, к прямоугольному коробу и извлек из него письменный прибор писца, ступки, пестики, кисти, щетки и нож.

— Этот вот письменный прибор будет твоим, не давай его никому. Ямки видишь? Есть круглые и есть квадратные. В них ты будешь накладывать краски. Те, что понадобятся.

— А как их готовят?

— Это мы потом поглядим. Не торопись. Пока довольствуйся теми составами, которые мы приготовим. Будешь разводить их в чашечке с водой, а смешивать в ступке. Размельчать и размешивать — вот, пестик есть. Ладно, теперь можешь попробовать.

Гау был уверен, что юному богатырю придется помучиться, пока у него выйдет более или менее сносный оттенок. Но Панеб Жар не стал ничего пробовать: прикинул на глаз, сколько воды в чашке, потрогал красную краску — ага, мелкая вроде, развел краску водой и поболтал в воде пестиком, не прикладывая лишней силы.

Гау постарался не выдать своего изумления и продолжил лекцию тем же ледяным тоном.

— Обзаведешься черепками и скорлупками. Они тебе понадобятся, чтобы пробовать оттенки приготовленных тобой красок, особенно если смешивать будешь. Все цвета должны быть одинаковой яркости. Кистями и щетками овладеть нелегко, многие на этом ломаются.

Какое разнообразие! Сколько же этих кистей! Вот совсем тоненькие тростиночки, простенькие и расщепленные на конце. А эти потолще, а вот огромная щетка из связанных пальмовых волокон, а эта из пальмовых прожилок, расплющенных на кончиках. Эта вот совсем длинная, зато узкая, а эта — широченная, а еще шпатели… Толстые и тонкие, с заостренными кончиками и круглыми — да с таким богатством чего только не нарисуешь! Да хоть всю вселенную со всеми ее тайнами!

И на этот раз никакой это не сон. Вот же перед ним орудия, о которых он столько мечтал. И он перебирал все это богатство, нежно и уважительно дотрагиваясь до каждой мелкой вещички. Жар готов был расплакаться — никогда еще он не был так счастлив.

К действительности его вернул хриплый голос Гау:

— Собирай свои манатки и шагай за Паи Доброхлебом. Он даст тебе первое задание.

Все еще пребывая в эйфории, Панеб пошел вслед за явно невыспавшимся рисовальщиком.

— А мы куда?

— Это будут твои первые опыты, верно? А раз так, наверняка ничего доброго у тебя не выйдет. А еще Гау терпеть не может, когда есть хорошо подготовленная поверхность, а на ней ничего не нарисовано. Вот он и решил испытать тебя там, где, если что, никто, кроме тебя, не пострадает. Дом свой расписывать будешь, понял?

Уабет Чистая с тревогой глядела на Панеба, который с важным видом раскладывал на низеньком столике в гостиной щетки и кисти.

— Да на что это нужно — украшения всякие? По мне, и так хорошо и лучше не надо.

— Я ремеслу учусь, — оборвал ее на полуслове Панеб.

— Какие цвета хочешь? — спросил Паи Доброхлеб.

— Красный, желтый, зеленый. Хочу полосы сделать длинные, одна над другой.

— А ты уверен, что стенка подготовлена как следует?

— А то! Сам все делал. Дыры глиной залепил, а чтобы она воду держала, смешал с соломой. А сверху — гипсовой штукатуркой.

Паи недоверчиво хмыкнул.

— Ну ладно, подумаешь, дом. Тут твой промах никого не волнует… А вот если в храме или обители вечности… Там нельзя.

— Какой еще промах?

— Да стена у тебя — неживая.