Запретный храм

Он поднял голову и увидел над собой высокие отвесные скалы. Ему придется возвращаться тем же маршрутом, выходить к скальной стене, откуда они начали путь.

Он постоял еще немного, чувствуя боль во всем онемевшем теле и прислушиваясь к тишине гор. Потом откуда-то справа донесся стон. С трудом пробираясь по сошедшему лавиной снегу, он направился на голос, держась за ребра. Идти по снежным комьям было неудобно, как по щебенке.

Подобравшись ближе, он увидел корпус тела и склоненную набок голову. Лавина припечатала солдата к невысокой каменной плите, и над снегом оставалась только верхняя часть туловища. Чжу подошел вплотную, приподнял голову за волосы и увидел Чэня. Его глаза были полузакрыты, кровь, вытекавшая из носа двумя струйками, подмерзла. Нижняя челюсть Чэня отвисла, грудь вздымалась — дышал он с трудом.

— Я не чувствую ног, — простонал он, пытаясь сфокусировать взгляд на фигуре перед собой.

Чжу посмотрел вниз и увидел, что поясница Чэня неестественно вывернута. Лавина практически сломала его пополам.

Чжу обвел взглядом искалеченное тело и увидел в правой руке Чэня ленту фотографий, которую тот достал из верхнего кармана куртки.

Чжу ухватился за рукав куртки Чэня и изо всех сил потащил. Чэнь почувствовал, как тело немного продвинулось вперед, подбородок уперся в грудь, а Чжу прикладывал все больше усилий.

— Спасибо, — прошептал Чэнь, он сфокусировал таки взгляд и посмотрел в глаза Чжу. — Я смогу. Смогу вернуться.

Пальцы его сжали фотографии, и он закрыл глаза. Чжу потащил сильнее, и рукав соскользнул с руки Чэня. Тогда Чжу наполовину скинул куртку с Чэня и принялся сдергивать второй рукав.

Еще немного, еще одно усилие, и Чжу чуть не упал на спину вместе с теплой курткой, но устоял и тут же надел ее.

Чэнь уставился на форменную рубашку, обтянувшую его широкую грудь, увидел, как тепло едва заметными струйками пара покидает тело.

— Вы не имеете… — выдохнул он шепотом. — Вы не имеете права…

Чжу не ответил. Он застегнул куртку на все пуговицы и, не сказав Чэню ни слова, отвернулся и пошел по снегу к Кумам. Чэнь посмотрел ему вслед, отметил, с каким трудом он перебирает ногами, и в наступившей тишине с его губ сорвался смешок.

— Ты ведь боишься высоты, — прохрипел он. — Тебе никогда не спуститься со стены.

Он выдохнул, собирая последние силы.

— Ты заслуживаешь того, чтобы сдохнуть гам! — прокричал он. — Сдохнуть!

Голова упала на грудь, и чернота начала заволакивать взор.

— Мы все заслуживаем того, чтобы сдохнуть… — добавил он.

Из горла Чэня вырвался последний хрип, и тело обмякло, а лента фотографий выпала из руки на снег.

Чжу плелся вперед, держась за ребра. Выбравшись за границы сошедшей лавины, он огляделся по сторонам в поисках контурных свечей. В нескольких ярдах впереди каменная глыба отсвечивала тускло-красным. Пламя сожрало почти весь патрон. Прошло шесть часов с тех пор, как они проходили здесь.

Чжу направился дальше, отыскивая взглядом следующую свечу, по пепельно-серому лицу катился пот. Неразборчивые слова срывались с губ, мозг закрылся от окружающего мира.

Он ковылял несколько часов кряду, перебирался через бесконечные камни, искал глазами тускло-красные пятна. Так он и тащил свое изнывающее от боли тело от одной каменной плиты к другой.

Наконец он пролез под плитой и вышел на открытый ледник. Там он повернулся лицом к расщелине и воздел руки к небесам.

— Вечно вы скрываться не сможете! — прокричал он по-английски. — Я вернусь с сотнями солдат и найду вас. Слышите?

Его лицо исказила гримаса боли.

— И когда я вернусь, я убью здесь все живое! — добавил он.

ГЛАВА 57

Дорже приподнял расписной фарфоровый чайник, и зеленый чай полился в изящные пиалы. Лука сидел напротив Дорже на молельном коврике.

На невысоком помосте лицом к ним, сложив ноги, устроился настоятель. Он вдохнул аромат чая, струящийся по комнате, и его взгляд остановился на Луке.

Они сидели в округлой комнате с высоким куполообразным потолком, как в колокольне. Свет проникал внутрь со всех сторон сквозь узкие окна, вырезанные в стенах через неравные промежутки. Они находились в самой высокой точке монастыря, но Лука, поднявшись по последнему пролету винтовой лестницы, сел на пол, даже не взглянув на величественную панораму гор.

Настоятель внимательно изучал лицо Луки. Над верхней губой протянулся длинный шрам, со щек так и не сошли отеки после избиения. За ту неделю, что миновала после схода лавины, лицо европейца в значительной мере вылечилось. Физически он выздоравливал неплохо, но за все это время почти не произнес ни слова. Настоятелю сообщили, что европеец часами лежит в келье, смотрит пустым взглядом в потолок и едва прикасается к еде.

Дорже всунул пиалу в раскрытую ладонь Луки. Тот, сделав глоток, поставил ее, расплескав горячий чай себе на пальцы. Даже не заметив этого, он посмотрел на настоятеля опухшими от бессонницы глазами.

— И что теперь? — спросил он.

— Зависит от того, о ком речь, — ответил Дорже и отхлебнул чая.

— О мальчике.