Запретный ключ

Отведенная мне комната располагалась практически в конце коридора. Большая, выдержанная в темно-зеленых тонах спальня радовала кроватью королевских размеров, а также наличием собственной ванной комнаты.

В общем и целом своими апартаментами я осталась довольна. Жалко, что находились они на четвертом этаже: захочешь сбежать — из окна не выпрыгнешь, разве что не побоявшись сломать себе руки и ноги. А бежать стоило в ближайшее время, ибо моя тяга к разноглазому уже переходила всякие мыслимые границы. Даже обижаться на него стала за холодность, хотя мне Ровал ничего не обещал. Да и вряд ли моя скромная персона могла рассчитывать на что-то, кроме примитивной похоти. Я же рабыня!

От нового витка обиды и сожалений спас легкий вежливый стук и явление портнихи. Мадам Линнэра оказалась очень высокой женщиной с золотистыми волосами, собранными в замысловатую прическу. Тонкие заостренные черты лица и белая кожа придавали ей немного болезненный вид. В руках дама несла небольшой, инкрустированный драгоценными камнями кованый сундучок. Вслед за портнихой в комнату вошли несколько служанок с ворохом платьев.

— Добрый день, — вежливо поприветствовала меня мадам Линнэра и слегка наклонила голову.

— Добрый. — Я повторила жест дамы.

Та, пройдя к туалетному столику, разложила на нем принесенные в сундучке швейные принадлежности. Помощницы портнихи обступили меня со всех сторон, помогли снять платье, после чего заставили взобраться на круглую низкую табуретку. Придирчиво осмотрев меня со всех сторон, мадам Линнэра ткнула пальцем в одно из разложенных на кровати платьев и скомандовала:

— Начнем с этого.

Последующую пару часов я чувствовала себя манекеном, которого одевают, переодевают и периодически тыкают иголкой, каждый раз заверяя: «Красота требует жертв!»

Остановило портниху от бесконечных подгонок и примерок только появление служанки и известие, что через полчаса подадут ужин.

— Что ж, леди Светлана, продолжим завтра после завтрака, — собирая свои швейные приспособления для пыток обратно в сундучок, проговорила мадам Линнэра. — Всего доброго.

— До свидания, — стараясь удержать на лице вежливую улыбку, попрощалась я.

А когда за женщинами закрылась дверь и со мной осталась лишь одна служанка, принесшая благую весть, не сдержала облегченного вздоха.

Девушка понятливо улыбнулась, но промолчала. Просто помогла собраться и быстро, профессионально уложила волосы, так что к ужину я вышла уже настоящей леди — с высокой прической и в изумрудном пышном платье. Вот только Ровал на мое преображение не обратил ровным счетом никакого внимания. Собранный и холодный, он думал о чем-то своем, а если и бросал взгляды в мою сторону, то какие-то колючие и напряженные. Спрашивается, и что я ему сделала?

Сердце кольнула обида, но я волевым усилием отогнала от себя эту неуместную эмоцию и сосредоточилась на еде. Благо ужин, как и обед, оказался великолепен. И вроде на гарнир к мясному рагу — обычный картофель, но тонкие ломтики столь аккуратно нарезаны и равномерно обжарены, а кусочки мяса заправлены каким-то пикантным соусом. Когда я положила их в рот, поняла: вот он, верх кулинарного искусства! А какой потрясающе нежный и вкусный оказался десерт!

«Хоть от чего-то в этой жизни еще осталась возможность получить удовольствие, и на том спасибо», — отправляя в рот последнюю ложечку лакомства, резюмировала я.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается, так что сразу же по завершении безмолвной трапезы Ровал отдал мне приказ вернуться в выделенную комнату. Сам же, не прощаясь, направился к выходу.

Дождавшись, когда за разноглазым закроется дверь, я подхватила авокадо, которое еще днем оставляла на подоконнике, и направилась к себе.

По коридору шла не торопясь, довольная своим одиночеством. В кои-то веки можно было побыть просто собой и дать волю любопытству. Я внимательно разглядывала гобелены, статуи и вазы с затейливыми сложными орнаментами и рисунками. А еще периодически попадались портреты. На одном без проблем опознала Ровала, другой изображал какого-то старика в дорогом камзоле и с невероятным по объемам жабо. А вот на третьем полотне были изображены двое: в роскошном кресле сидела хрупкая девушка, а рядом стоял высокий черноволосый мужчина с разноцветными глазами и держал ее за руку. На фоне счастливо улыбающейся особы в нежно-розовом платье он выглядел грозовой тучей и определенно наводил страх.

Вопросов, чей это портрет, даже не возникло. Ровал был очень похож на своих родителей.

— Это Нурэн Аттэрон Дериген, герцог Ландербергский и его жена леди Ларэтта, — неожиданно раздался рядом голос Миррата.

У меня чуть сердце не выпрыгнуло от испуга, но молниеносно промелькнувшая мысль привела в чувство: «Он не знает про рабские браслеты!» Я улыбнулась лакею и проговорила:

— Ровал мне не рассказывал о своих родителях.

И вновь взглянула на картину. Может, конечно, художник приврал, добавляя искренней радости герцогине и прорисовывая нежно переплетенные пальцы рук супругов, но создавалось ощущение, что это был брак по любви.