Запретный мужчина

— У тебя неправильные черты лица, но очень красивые глаза, в которых видна душа, как камешки на дне чистого ручья, у тебя прекрасные волосы, — продолжала загибать пальцы Онейда, — красивая фигура, ровный характер… Что же еще надо? Да, детка, тебя можно полюбить.

Онейда вдруг весело рассмеялась.

— А хочешь, я открою тебе маленькую тайну? Два дня назад мне точно такой же вопрос задал Даниэль.

— И что ты ему ответила? — покраснев, спросила Милагритос.

— То же, что и тебе, — с улыбкой сказала Онейда.

Милагритос чувствовала то, что чувствуют все влюбленные: дружелюбие окружающего мира. Он — вовсе не темный лес, как она думала, а светло-зеленая долина. Ей казалось теперь, что все вокруг полюбили ее: Эстела, даже суровая Ана Роса, Фьорелла и Федерико Корхес.

Корхесу она неожиданно для себя вдруг рассказала о своих детских годах, о том времени, когда она была бедной слепой девочкой, просящей подаяния для двух мошенников, Тоньеко и Ласары.

— Я ведь не видела их, но по голосам, которые еще иногда будят меня среди ночи, могу себе представить. У Ласары был скрипучий сварливый голос, мне кажется, это длинная уродина с всклокоченными лохмами. Тоньеко я представляю жирным, огромным и с огромной бородой…

— Почему с бородой? — поинтересовался Фернандо. — Ты что, таскала его за бороду?

— О нет, таскал он меня за волосы… Просто голос шел как будто через какую-то преграду, противный такой, шершавый голос. Думаю, он точь-в-точь Карабас-Барабас.

— И ты с тех пор, как Ирена взяла тебя к себе, ни разу их не видела?

— Нет, ни разу.

Ей была приятна отзывчивость Корхеса, она и не подозревала, что этот разговор Фернандо затеял ради какой-то своей цели…

Корхес после разговора с Милагритос вернулся к себе в комнату и, осторожно отвернув штору, посмотрел в окно. Так и есть, бородатый толстяк торчит на той стороне улицы. Федерико давно заметил, что за домом ведется слежка.

Что-то слишком часто этот тип стал попадаться ему на глаза, то читающим газету, то прохаживающимся взад-вперед по улице напротив особняка Эстелы с видом кого-то поджидающего господина.

Сначала Корхес предположил, что это человек Санчеса.

Санчес всегда проверял и перепроверял работу своих людей — всех, кроме него, Федерико. Мысль о том, что пузатый бородач — шпион босса, разъярила Федерико настолько, что он чуть было не совершил ошибки — не подошел к этому «тенору» и не врезал ему поддых в знак того, что тот разоблачен.

Но после разговора с Милагритос его мысли изменили направление.

Видя, что бородач свернул газету и собирается уходить, Федерико выскочил из дома и направился следом за незнакомцем.

…Путь Тоньеко лежал в портовый бар.

Быстрым шагом он одолел несколько кварталов, не замечая за собой слежки, вытирая на ходу носовым платком пот с шеи. Жарко, не мешало бы освежиться! «Вот работка, — подумал о себе с уважением Тоньеко, — стой на жаре, да жди, когда соплячка одна выйдет из дому… А она одна и не выходит. Честное слово, я пашу не меньше портового грузчика…»

…Федерико незаметно для бородача проводил его до самого дома. Когда «тенор» скрылся в скверной лачуге, Федерико вежливо обратился к какой-то пожилой женщине с очками на носу:

— Сеньора, не скажете ли вы, кто живет в этом доме?

— Скажите лучше — в притоне, — ворчливо отозвалась женщина, — такой порядочный сеньор, как вы, не должен заводить знакомства с Тоньеко и Ласарой.

— Я и не собираюсь с ними знаться, — с вкрадчивой улыбкой заверил ее Федерико, в который раз мысленно поздравив самого себя с тем, что интуиция снова не подвела его. Итак, это Тоньеко, мучитель Милагритос… В самом деле, слепая «разглядела» этого типа так, точно она была зрячей. Вылитый Карабас-Барабас.

И Федерико Корхес, весело насвистывая, пошел прочь. Интересно, с какой целью Тоньеко установил слежку за домом Эстелы ди Сальваторе?..

Глава 39

По утрам Ана Роса согласно уже укоренившемуся обычаю поднималась к Фьорелле с кипой газет; но теперь ее сопровождала Мартика.

Пока Ана Роса монотонным голосом вычитывала из газет новости, которые бы могли заинтересовать и развлечь Фьореллу, та с нежностью и любопытством наблюдала за Мартикой.

Мартика тихо сидела в уголке бабушкиной кровати и, поджав под себя ноги, вязала своей кукле платья, фасоны которых брала из старых журналов мод.

Федерико Корхес купил девочке несколько роскошных «дочек» с длинными волосами и в нарядных, обшитых кружевами платьицах, но Мартика сохранила верность своей старой Карменсите, большой улыбающейся брюнетке, которая умела говорить «мама». Карменсита оставалась в доме Эстелы все это время; когда Ирена и Херман забрали Мартику, девочка, чтобы утешить бабушку, взамен себя предложила ей свою куклу, чтобы Фьорелла, глядя на нее, думала о Мартике.