Запретный мужчина

— Его, оказывается, зовут Рамон, — рот Гонсало как будто свела судорога. — Да-да, у него есть имя… Рамон Галаррага, ваш шофер… прислуга, которую ты презираешь… он сказал мне, что спит с тобой!

Ана Роса выпрямилась. Удивление на ее лице сменилось холодным любопытством.

— Это правда, — спокойно подтвердила она.

Гонсало почувствовал, будто пол закачался у него под ногами.

— Правда? Ты… ты спала с ним?

— Да, и что ты теперь сделаешь? — она, покачивая бедрами, приблизилась к нему вплотную. — Да, я спала с этим животным. Спала с прислугой. Спала с подонком… Ну, ударь меня. Чего ты ждешь?..

Чувство оскорбленного достоинства оказалось сильнее боли. Гонсало ощутил, как кровь отхлынула от его сердца. Он сунул руки, сжатые в кулаки, в карманы, и повернулся к двери.

— Гонсало!

Ана Роса ожидала от него чего угодно, но не этого ледяного спокойствия. Оно не просто ее испугало, а вызвало невольное уважение и даже страх перед Каррьего…

Гонсало неторопливо обернулся к ней…

Ана Роса искала в его лице слезы ярости, гнева, боли, и не находила их… Ее бы успокоила ненависть в его взгляде, а еще больше — оскорбления, высказанные им вслух громовым голосом. Но в глазах его не было ни ненависти, ни презрения, ни усталости. Выражение какой-то высшей собранности и спокойного внимания поразило ее. Она почувствовала себя совершенно разбитой. Ей вдруг захотелось что есть сил ударить его кулаком в грудь, чтобы вызвать в нем ту реакцию, на которую она рассчитывала. Но впервые Ана Роса побоялась прикоснуться к своему возлюбленному… И все же она заставила себя поинтересоваться насмешливым голосом:

— Надо полагать, ты меня теперь бросишь?

— Кто я такой, чтобы бросать тебя? Это прерогатива твоего шофера, — равнодушно ответил Каррьего. — Я тебя никогда на брал, следовательно, и не могу бросить.

— Ты хочешь сказать, у нас с тобой ничего не было? — выкрикнула Ана Роса.

— Конечно, ничего, — подтвердил Гонсало, — мы друг другу совершенно чужие люди. С твоего позволения…

…Ана Роса после его ухода обессиленно рухнула на постель.

Она знала, что Галаррага рано или поздно выдаст ее. Более того, она считала себя готовой к объяснению с Гонсало. Но выяснения отношений не состоялось. Что ж, может, это и к лучшему!

Но в глубине души ее грызли сомнения.

Ей часто хотелось избавиться от Каррьего, избавиться от его опеки. Всегдашняя уступчивость, понимание и даже нежность Гонсало раздражали Ану Росу. Она всерьез считала, что не стоит таких чувств, и любовь Гонсало ее тяготила. Ее нечем было не нее ответить.

Федерико Корхес, так же, как и Гонсало, понимал ее. Но она знала, что понимание Гонсало всегда заключало в себе жертвенность, готовность в любую минуту ради нее, Аны Росы, поступиться своими интересами. А Корхес — он не похож на человека, способного принести себя в жертву.

Ей казалось, что Федерико — исключительно волевой человек, и это прельстило ее. Но Гонсало сейчас проявил не меньшую силу духа, чем та, которую она предполагала в Корхесе. Он повел себя, как настоящий мужчина, ее почтительный, робкий возлюбленный. Она догадывалась, что чувство его к ней глубоко и серьезно, и именно поэтому считала, что Галаррага и впрямь расскажет об их связи Гонсало, он будет биться головой о стену, изобьет до полусмерти ее, Ану Росу, станет плакать, требовать от нее раскаяния… и наконец простит ее, как всегда.

Но Гонсало не пощадил себя. Он не стал унижаться, чтобы вернуть Ану Росу. Не стал плакать. Он повел себя таким образом, что она растерялась.

Федерико Корхес мгновенно потускнел в ее глазах. Конечно, он очень хорош собой и необыкновенно умен… но Гонсало… Гонсало чем-то выше его, выше всех людей, которых она когда-либо знала. И как обидно, что это открылось ей при столь ужасных обстоятельствах… Неужели они не помирятся?

В эту минуту Ана Роса уже не чувствовала себя гордой женщиной. Ей казалось, что сейчас она способна упасть в ноги Гонсало и, рыдая, молить его о прощении. Это было бы так сладко — лить слезы раскаяния в его объятиях… Она была готова броситься следом за ним, но понимала, что это — бесполезно. И она произнесла вслух слово «бесполезно». Ей показалось, что горькое слово с гулом пронеслось по ее комнате — и вызвало целый обвал воспоминаний… Она вспомнила, как была несправедлива к Гонсало, как издевалась над ним, какое удовольствие доставляло ей обманывать его с Галаррагой…

— Нет-нет, я поеду к нему, нам надо поговорить, — озираясь, как затравленная, прошептала Ана Роса, и чей-то тихий, как погребальный звон, голос прозвучал над нею:

— Бесполезно… Бесполезно… Бесполезно.

Глава 42

Прилетев в Рим, Ярима с удивлением обнаружила, что ее встречают: скромного вида молодой человек подошел к ней и вежливо произнес:

— Я здесь по поручению сеньора Санчеса. Он велел встретить вас и отвезти к дому вашей сестры.

— Спасибо. Сеньор Санчес весьма любезен, — улыбнулась Ярима, передавая свой чемодан встречающему.

При этом внутри у нее все кипело: «Каков подлец Санчес! Дает мне понять, что я нахожусь под его неусыпным наблюдением, и не должна чувствовать себя здесь вольной пташкой».