Запретный мужчина

…Такси, привезшие Клаудию и Карлоса к зданию аэропорта, подъехали почти одновременно.

Клаудия первая заметила Карлоса, принимающего из рук водителя свой чемодан, и подошла к нему.

— Только не говори, Карлос, что я нарочно преследую тебя, — Клаудия приблизилась к нему и, прежде чем он успел повернуть голову, чмокнула его в щеку.

— Только не говори, Клаудия, что судьба специально сводит нас, — суховато отозвался Карлос.

— Нет, но скажу, что нас здесь свела как бы общая цель, хотя маршруты у нас, безусловно, разные…

— Неужели? — изумился Карлос. — Так я могу надеяться, что мы не окажемся в одном самолете?..

— В том случае, если ты летишь в Мадрид, как я полагаю, а не в Майами вместе со мной, — шутливый тон удался Клаудии.

Карлос успокоился.

— У меня в запасе около получаса. Могу посадить тебя на самолет, — предложил он.

— Это чудесно. Я улечу с сознанием, что ты проводил меня… Впрочем, конечно, ты сделаешь это с чувством облегчения, не так ли?

Карлос взял у нее из рук дорожную сумку.

— Мне бы хотелось, чтобы ты сделала окончательный выбор, Клаудия. Чтобы ты перестала метаться.

— Нам туда, — махнула рукой Клаудия, указывая на стойку, возле которой собрались пассажиры на рейс Каракас — Майами. — Метаться, Карлос, хорошо до тридцати лет, когда еще есть силы, есть неукротимая фантазия, горячие надежды.

— Надежды остаются, — возразил Карлос, — просто они взрослеют и изменяются вместе с нами.

— Постараюсь думать так же, — проговорила Клаудия. — Мне пора. Не сердись на моего отца. И не поминай меня лихом. Будь счастлив, запретный мужчина!

— Будь счастлива, сумасбродная женщина! Пришли как-нибудь весточку из Майами… Кланяйся мужу…

— Непременно, — пообещала Клаудия, растворяясь в толпе пассажиров.

Не успел Карлос проводить ее глазами, как его окликнули. Это был Даниэль.

— И как это мы не разминулись в воздухе над Атлантикой?! — заговорил он. — Валерия считает, ты уже висишь где-то над океаном. Она очень переживает за какой-то кусок пирога, который может зачерстветь.

Карлос обрадованно хлопнул его по плечу.

— Черта с два, зачерствеет! Долетит целехонький!..

— А мне-то оставили этот замечательный пирог? — забеспокоился Даниэль.

— Об этом, парень, спроси Милагритос… Она вчера крошки в рот не положила, — торжественно объявил Карлос.

— Тогда бегу за своей порцией! — засмеялся Даниэль.

— А Валерия уже, наверное, выехала в аэропорт за своей, — предположил Карлос, тревожно поглядывая на часы. — Приятного аппетита, Даниэль!

— Счастливого пути, Карлос!

Глава 65

…Местом последнего упокоения сестры Вероника выбрала старинное кладбище в нескольких километрах от Рима.

По левую его сторону простиралась небольшая миртовая роща, в которой, согласно древнеримской мифологии, обитали дриады, дарующие исцеление страстным душам.

Процессия медленно прошла вдоль центральной аллеи, обсаженной кипарисами и узколистными эвкалиптами, ведущей к древним усыпальницам и склепам, где покоились останки некогда могущественных родов, предки которых в стародавние времена основали Вечный город.

Слово «вечность» витало в воздухе этого города мертвых. На одной из усыпальниц сидел каменный ангел, закрыв лицо каменными крыльями. Тот или та, над чьей могилой застыло изваяние, давно уже превратились в горстку праха, но из каменных складок одеяния ангела еще не выветрилось отчаяние, в которое было повергнуто семейство, воздвигшее это надгробие над любимым существом.

Веронике хотелось похоронить сестру вблизи этого ангела, чтобы эвкалиптовое дерево осеняло своей тенью и его крошащиеся от времени крылья, и надгробие сестры.

Она уже решила, каким будет это надгробие. Белая мраморная плита, на которой будет высечена черная лилия, символ несбывшейся мечты. Это был образ, запомнившийся ей из какой-то древней явайской сказки: белая лилия влюбилась в белого лебедя, но он улетел от нее, и она почернела от горя.

Вероника запрокинула голову. По небу, несомые весенним ветром, стремительно летели на закат облака. Туда, за черту заката, они несли золотистый дождь, пронзенные чистыми, длинными лучами предвечернего солнца.

Могильщики, облокотясь на свои лопаты, стояли в стороне, без любопытства поглядывая на лица живых, которые собрались, чтобы закопать в землю мертвую, — каждый из этих людей, думали могильщики, втайне уверен, что он-то бессмертен, тогда как на самом деле бессмертны одни могильщики, отправляющие умерших в путешествие, из которого нет возврата.

Живые один за другим стали бросать в разверстую могилу цветы, которыми был обложен гроб.

— Прощайтесь, — тихо произнес распорядитель похорон, глубокий, но еще бодрый старец, похожий на Харона.

Ирена первая нарушила молчание.

— Мы много причинили друг другу горя, Ярима. Прости меня, как я простила тебя. Ты заслонила своей грудью от пули того, кто для меня дороже жизни, потому что и тебе он был дороже собственной жизни. Поэтому мы стали с тобой как сестры… Слезы, которые пролили мы по вине друг друга, ушли в землю, пусть они напоят живые цветы. Прощай, сестра!