Запретный мужчина

Она сказала Ирене, что заботу о ее детях взял на себя человек, оказавший им всем помощь во время пожара. Он снял для себя и детей две комнаты в находящейся неподалеку усадьбе и уже несколько раз по телефону справлялся о состоянии Ирены.

И на это сообщение Ирена никак не отреагировала, точно оно ее не касалось, даже не перевела взгляд на медсестру.

Перед ее широко раскрытыми глазами, устремленными куда-то вверх, медленно проплывали видения случившегося той ночью, какие-то отдельные фрагменты, но полная картина катастрофы никак не складывалась в ее уме.

Ирена не могла понять, отчего она испытывала необходимость припомнить произошедшее до мельчайших деталей. У нее было какое-то невнятное ощущение, что если она сумеет это сделать, ей откроется какая-то важная тайна.

Но память вспышками освещала ей то один эпизод, то другой, она видела перед собой перепуганные лица Мартики и Хермансито, судорожные движения Милагритос, пытавшейся натянуть поверх пижамы свитер, слышала торопящие их всех окрики Хермана…

Среди ночи она проснулась от едкого запаха дыма. Кажется, тут же прозвучало восклицание уже вскочившего на ноги мужа: «Пожар!»

Действительно, что-то вокруг горело: на одном из окон полыхали тяжелые шторы, вспыхнуло отброшенное на пол одеяло, из-под двери номера повалил едкий дым, столб пламени охватил трюмо, стоявшее в углу спальни, кажется, пылала гостиная.

Херман пытался открыть одно из окон спальни, но рама отчего-то не поддавалась: он вскочил на подоконник и ногой вышиб стекло.

Далее — темнота, провал… Дымом охвачена вся комната… Сильные руки Хермана подняли Мартику и через окно передали ее кому-то стоящему внизу… Херман помог выпрыгнуть из окна Хермансито. Бережно спустил вниз Милагритос и закричал:

— Ирена!

Ирена не помнит, как оказалась на подоконнике, и чьи-то руки, протянутые к ней из темноты, опустили ее на землю.

…Но вот что она помнит отчетливо.

Херман в проеме окна, освещенный пламенем, охватившим комнату.

Херман уже занес ногу на подоконник, но вдруг — не отошел, нет, а как-то странно покачнулся и, потеряв равновесие, исчез в проеме окна.

Ирена страшным голосом закричала.

Мужчина, принявший из рук Хермана детей, встав на выступ стены, попытался заглянуть в номер люкса, но тут прямо ему в лицо полыхнуло пламя. Он отпрянул, свалился вниз…

Ирена метнулась ко входу в мотель. В эту же минуту она услышала сирену пожарной машины.

В коридоре левого крыла мотеля клубился дым, из своих номеров выскакивали перепуганные люди. Кто-то схватил Ирену, потащил ее к выходу. Она видела, что пожарные устремились влево по коридору. Ирена рвалась из чьих-то крепких рук. Вот подскочила Мартика, обхватила ноги матери, упав на колени. Вот мимо нее промелькнул Хермансито, которого один из пожарных перехватил в коридоре…

Крики, шипение пены, запах гари, искры, летящие в темное небо…

Ночь, чистота и отчетливость звезд, обгоревший проем окна, через которое они спаслись.

Из дверей мотеля выносят тщательно завернутое в одеяло чье-то тело.

Ирена садится на траву. Она хочет спросить, чье это тело, но голоса нет.

Сирена скорой помощи, человек в белом халате… Больше она ничего не в силах припомнить, ничего…

Глава 19

Поздно вечером Тоньеко заявился домой чем-то сильно взбудораженный. Он вытащил из-за пазухи крохотную дамскую сумочку, с торжествующим видом извлек из нее несколько крупных банкнот и уселся за столом, ожидая расспросов Ласары и поглядывая на нее, прищурившись, точно какой-то очередной план по обогащению зрел в его голове.

Вид банкнот несколько оживил Ласару.

— Ну что там произошло? — спросила она.

— Послушай, Ласара, — издалека начал Тоньеко, — сидя дома и предаваясь меланхолии, ничего не узнаешь, а когда ты ничего не знаешь, помимо светских новостей, это плохо, очень плохо, Ласара…

— Чем же это плохо, Тоньеко? — подыграла ему Ласара.

— А тем, что деловой человек должен собирать информацию, которая способна принести ему денежки… — постучал пальцем по банкнотам, лежащим на столе, Тоньеко.

— А ты деловой человек, Тоньеко! — не торопилась с расспросами Ласара.

— Неужели ты еще не поняла этого, подруга моя бесценная? — изумился Тоньеко. — Да, ты видишь перед собой настоящего делового человека… Итак, тебе известно, о чем сейчас гудит Пуэрто-Эсперанса?

— Откуда мне знать об этом, Тоньеко, — лениво отозвалась Ласара, — у меня после вчерашней дармовой выпивки у Кассандры раскалывается голова…

— Так вот, я сообщу тебе, о чем гудит Пуэрто-Эсперанса… — подняв палец, словно призывая публику в лице жены к тишине, сказал Тоньеко. — Итак, Херман Гальярдо погиб. Он мертв, Ласара, мертв, как шакал, попавший в западню.

Удивление Ласары было неподдельным.

— Неужели?..

— Этот мерзавец сгорел, сгорел дотла в приграничном мотеле… Он со своим выводком вознамерился удрать из страны… На ночь они остановились в мотеле перед тем, как пересечь границу, и там случился пожар. Ирена с детьми и с этой чертовкой Милагритос спаслись, а он сгорел. Об этом написано в газетах.

— Значит, это правда? — спросила Ласара.