Владелец магазина кашлянул.
— Осмелюсь заметить, милорд, цвет точно совпадает с глазами миледи, просто поразительно.
— Они предназначаются не мне, — поспешила сообщить Ларк, отпрянув от прилавка, словно он загорелся.
— О, понимаю. — Хозяин, явно, смутившись, опустил лорнет и принялся поправлять галстук. — Извините, я думал…
— У вас есть к ним подходящее ожерелье? — спросил Кинг, возвращая серьги.
— Да-да, милорд, — торопливо ответил владелец магазина, вытирая лицо мятым носовым платком. Он явно вздохнул с облегчением от того, что не отпугнул покупателя. — Даже два.
Он вытащил ожерелья и подходящий браслет. Одно из ожерелий точно подходило к серьгам, с него свисали такие же синие каменные капли, обрамленные бриллиантами. Другое украшал крупный грушевидный камень, окруженный бриллиантами. Кинг приложил его к шее Ларк, чтобы лучше рассмотреть.
Она почувствовала жар его рук, затянутых в белые перчатки, и инстинктивно отстранилась.
— Я не стану душить вас, миледи, — криво усмехнулся Грейшир, — я только пытаюсь оценить, как эта чертова штука будет лежать на шее. Распахните жакет и, будьте добры, постойте спокойно.
Ларк сделала, как он просил, и терпеливо ждала, когда он застегнет ожерелье у нее на шее. Платье впереди было открыто довольно низко, и горячая кровь прилила к ее щекам, когда его взгляд скользнул по ее декольте. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снял ожерелье и вернул владельцу магазина.
— Я возьму оба, — сказал он. — И серьги с браслетом тоже.
Ларк сдержала вздох, но когда Грейшир попросил показать ему жемчуг и драгоценные камеи и решил взять и их, у нее перехватило дыхание. Граф потратил целое состояние.
Она тихонько прошла к дивану и села в ожидании. У нее сдавило сердце, и она не могла понять почему. Она никогда не была модницей и жадной до украшений. Она продала драгоценностей в десять раз больше, чем Грейшир только что купил, пытаясь расплатиться с долгами отца, и сделала это без сожаления. Нет, не драгоценности вызвали ревность. Ревность?! Да, именно так, признала она. Ларк не завидовала его покупкам. Ей не давало покоя то, как граф представил ее своей матери, словно она обычная судомойка — даже если она своим видом тогда на нее походила, — недостойная вытереть ноги леди Энн Катбертсон. Он обидел ее сейчас, использовав в качестве манекена, давая понять, что она больше никогда не будет достойной леди. Очевидно, в его глазах она всегда будет носить клеймо Маршалси. Почему это имеет для нее такое значение, Ларк понять не могла, но ей становилось все труднее справляться с эмоциями.
Выбрав напоследок золотую брошь, Кинг отдал хозяину магазина листок бумаги с инициалами, которые надо на ней выгравировать, забрал покупки и отправился с Ларк навстречу графине и Агнес. После роскошного обеда в «Королевском гербе» компания поехала в Грейшир-Мэнор.
В карете все уселись по-прежнему, к неудовольствию Ларк — из-за собственной скандальной реакции на близость Кинга. Кинг. Она не порадует графа, назвав так, но почему не может перестать произносить это имя мысленно? Горячая кровь застучала в висках. Слава Богу, что в Корнуолле темнеет рано. Сумерки скрыли ее пунцовые щеки от любопытных взглядов. Всю дорогу Грейшир почти не сводил с нее глаз. Отважившись искоса взглянуть на него, Ларк всякий раз видела довольное лицо. Казалось, больше никто ничего не замечал. Леди Изобел вскоре задремала, Агнес, которая с трудом сдерживала восторг от щедрости графини, наконец успокоилась.
Когда трость выскользнула из руки графини, Кинг, не разбудив матери, быстро поймал ее и вручил Ларк. Она заметно вздрогнула, когда трость коснулась ее, поскольку все ее внимание было поглощено пролетавшим за окном пейзажем, залитым лунным светом.
— Наводящая ужас трость, — сказал Кинг, наклонившись к Ларк. — Теперь, когда она у вас в руках, вы можете расслабиться.
— Я совершенно спокойна, милорд, — возразила Ларк.
— Позволю себе не согласиться, — ответил он. — Вы натянуты как скрипичная струна. Я вас чем-то обидел? Кстати, мы кое-что забыли…
— Нам нечего помнить, — запротестовала она. — Вам что-то пригрезилось, милорд.
— Ларк…
Она открыла было рот, чтобы запротестовать против фамильярного обращения, но звук, слетевший с его губ с такими соблазнительными обертонами, окатил ее Гипнотическими волнами, на мгновение парализовав. Граф впервые обратился непосредственно к ней, и как он произнес ее имя! В этом звуке была нежность, ласка… нет, соблазн.
— Мы согласились обходиться без формальностей в присутствии матушки, — напомнил Грейшир, кивнув ни спящую графиню. — При этом не упоминалось, что она должна бодрствовать.
— Вы… вы невыносимы! — вскипела Ларк.
— Мне это не раз говорили, — ответил граф. — Вы сердитесь на меня. Я должен знать, почему потерял вашу благосклонность.
— Не понимаю, о чем вы говорите!