Запретный рай

– Я рад, что вы благополучно добрались до Нуку-Хива, – заметил отец Гюильмар, вернувшись в комнату. – Полагаю, вам есть что рассказать.

– Думаю, Эмалаи должна лечь. Она поговорит с вами утром.

– Нет-нет! – ответила молодая женщина, подняв тяжелые веки. – Все это слишком важно, так что лучше начать сейчас.

– Пожалуй. Я могу представить, что произошло с Атеа, но вы, мадемуазель Марен… Кстати, у меня есть хорошая новость. Вы можете ходить по острову совершенно спокойно. Прежний губернатор покинул Нуку-Хива, его место занял мсье Лаво. Он производит впечатление здравомыслящего и справедливого человека. Менкье тоже отозвали на материк, а новый начальник гарнизона еще не прибыл. Не думаю, что в этом сыграли роль многочисленные письма, которые я отсылал во Францию, скорее, очередная смена правительства, – сказал отец Гюильмар, разливая чай.

Глотнув горячей, сладкой, бодрящей влаги, Эмили немного пришла в себя и принялась говорить.

Священник слушал, не прерывая. Временами по его лицу пробегала тень, и он то и дело судорожно переплетал пальцы.

– Мне кажется, я не смогла как следует защитить ни себя, ни своих детей, – сказала Эмили в конце своего рассказа.

– Вы неправы! – быстро ответил отец Гюильмар. – Вовсе нет! В моих глазах вы не жертва, а упрямая мужественная женщина. Мне очень жаль ваших детей и вашего отца. Однако полагаю, все как-нибудь устроится. Положитесь на милосердие Господа. И я тоже постараюсь вам помочь.

Пока Эмили говорила, Атеа не проронил ни слова. Он не двигался и имел мрачный, потерянный вид. А еще священник увидел в глубине его темных глаз то, чего там никогда не было прежде: раскаяние и стыд.

– Вижу, тебе, Атеа, тоже пришлось нелегко, – доброжелательно произнес отец Гюильмар.

– Я спасал только себя, – резко проговорил полинезиец, после чего спросил: – Что творится на Хива-Оа? Там по-прежнему распоряжается тот француз?

– Если ты имеешь в виду Мориса Тайля, то он повел себя несколько неожиданно. Он отказался от своего поста и, сочетавшись с Моаной христианским браком, уехал во Францию.

– Морис женился на Моане?! – удивилась Эмили.

– Да.

– Думаю, теперь нет никаких препятствий для того, чтобы вы обвенчали и нас с Эмалаи, отец Гюильмар? – с непривычной кротостью произнес Атеа.

Священник повернулся к молодой женщине.

– Вы хотите этого?

И она просто ответила:

– Да.

– Хорошо. Через несколько дней. А сейчас вам необходимо отдохнуть.

– Я вернусь на судно, – сказал Атеа. – Там остались люди, которых я взял с собой.

– Можешь привести их в мой двор. Я вынесу циновки. Завтра Сесилия приготовит побольше еды, а сейчас они хотя бы напьются воды.

Утром перед Эмили предстал все тот же праздник изобилия с широкими шатрами листвы, с просвечивающими сквозь толщу бирюзовых вод коралловыми гротами и благоухающими диковинными цветами.

Они с Атеа отправились к источнику. Эмили сняла с себя платье, не опасаясь, что ее кто-то увидит. Она думала о том, что в этих краях ни в наготе, ни в любви нет ничего запретного, постыдного или тайного. Сейчас для нее гораздо труднее было бы обнажить свою душу.

Вода была хрустально-прозрачной, звенящей. Падая с высоты, она образовывала внизу несколько заводей, на поверхности которых плавали глянцевые листья и яркие лепестки цветов и вскипали похожие на жемчужины пузырьки.

Погрузившись почти по шею, Эмили яростно терла тело и полоскала волосы, пока они не начали скрипеть под руками. По ее загорелой коже молниями пробегали солнечные блики, а глаза казались почти прозрачными.

Она не ждала того, что на ее душу снизойдет спокойствие, но это произошло, и она искренне наслаждалась свежестью воды, своей чистотой и близостью Атеа.

Завернувшись в данное Сесилией яркое покрывало, Эмили ступила на прохладную траву. Ее ноги ласкала земля, а волосы перебирал ветер. Она ощущала себя очень легкой, почти невесомой.

– Ты обманываешь отца Гюильмара, я это знаю, – сказала Эмили, когда они шли обратно, крепко взявшись за руки. – Ты веришь в своих богов, а не в нашего.

– Что плохого в том, что я не желаю предавать себя? – спокойно произнес Атеа. – В глубине души каждый из нас знает, во что должен верить.

– Я верю в то, что должна верить, но… не до конца, – вздохнула Эмили.

Атеа понял, что она имеет в виду.

– Каждое последующее мгновение нашей жизни для нас загадка, хотя мы и думаем, будто знаем все наперед. Могла ли ты предположить, что случится с тобой после отплытия с Хива-Оа? Та жемчужина не зря оказалась в твоих вещах. Ты должна была вернуться сюда. И это произошло.

В виду особых обстоятельств Эмили не хотела устраивать торжества. Атеа соглашался с ней, хотя он не мог понять, как можно обойтись без традиционных венков и гирлянд. За их плетение взялись полинезийские прихожанки, а Сесилия подарила Эмили шляпу из тростникового волокна, украшенную ракушками и цветами, которую молодая женщина с благодарностью приняла.