Запретный рай

— Смешно, что ты все время стремишься играть по их правилам! Неужели для тебя Атеа остался бы арики даже в Париже и ты продолжал бы кланяться ему?

— Дело в том, — спокойно ответил Рене, — что Атеа никогда не попадет в Париж. Их мир меняется очень медленно. Еще долгое время они будут жить по такому же распорядку, есть ту же еду и носить такую же одежду, что и сотни лет назад.

При встрече Моана заключила Эмили в объятия, чем та была немало смущена. Туземка с гордостью показала белой гостье украшения, которые смастерила за время ее отсутствия. Моана не могла дождаться того дня, когда раскрашенная белой и красной краской, убранная цветами и перьями она встретит жениха. Девушка с гордостью заявила, что в день свадьбы Атеа подарит ей жемчужное ожерелье невиданной красоты. Ей и в голову не приходило расспрашивать, чем занималась на Хива-Оа белая гостья, ибо в ее глазах Эмили ни в коем случае не могла быть человеком, достойным внимания вождя.

Время летело быстро, и вот уже воздух дрожал от барабанного боя и танцоры извивались гибкими телами, протягивая руки к небу, словно желая дотянуться до звезд. Отблески пламени играли на украшениях невесты и переливались в глубине ее темных глаз. Красота Моаны казалась столь избыточной, завораживающей, нереальной, что от нее невозможно было оторваться.

Всюду, куда ни кинь взгляд, виднелись россыпи желтых, красных и белых цветов, на циновках высились груды плодов. Стойкий аромат тропических растений перебивал даже запах соленой воды и благоухание кокосового масла.

На фоне предсвадебного великолепия Эмили ощущала себя маленькой и ничтожной. Ее ладони покрылись испариной, одежда стесняла и душила. Как и все, кто присутствовал на берегу, она беспрестанно вглядывалась в океанскую ширь. Вот-вот должна была появиться лодка Атеа. Эмили была готова на что угодно, лишь бы отдалить этот момент.

У горизонта вода густо синела, тогда как возле берега была темно-красной, словно вино. Если б она в самом деле была бы хмельным напитком, Эмили выпила бы полную чашу, дабы забыть об Атеа, о предстоящем празднике и о том, какие переживания ожидают ее потом.

Девушка думала, что судно вождя с Хива-Оа будет украшено цветами, но по воде скользила простая лодка. Сколько бы Эмили ни разглядывала стоящих и сидящих в ней людей, она не могла найти среди них Атеа. Что такое могло с ним случиться, что он не приехал на собственную свадьбу?! Он тяжело заболел или… погиб?!

Когда судно причалило берегу, из него вышел какой-то человек. Церемонно поклонившись Лоа, он принялся что-то объяснять, и почти каждая его фраза сопровождалась громким, изумленно испуганным вздохом толпы.

Едва посланник умолк, Лоа набросился на него, громко выкрикивая какие-то слова. Эмили обратила внимание на пустые глаза Моаны, только что поразительно живой и красивой, а теперь напоминавшей статую. Казалось, потускнели даже краски и поникли цветы, украшавшие тело девушки.

— Что произошло? — с тревогой спросила Эмили у отца.

— Атеа… Атеа велел передать Лоа, что свадьбы не будет, что сейчас время думать о войне, а не о браке, — запинаясь, произнес Рене, а после воскликнул: — Он сошел с ума! Своими руками разрушить то, что создавалось столько лет! Когда угроза пришествия белых столь близка и реальна, такие могущественные вожди, как Атеа и Лоа, не должны ссориться! Почему он отказался от брака? Разве что услышал о своей невесте что-то порочащее… Но это невозможно! Моана не из тех девушек, которых бросают у алтаря!

— Что теперь будет? — прошептала Эмили, и ответом послужил вопль Лоа:

— Он хочет войны?! Он получит войну! Я не стану вас убивать, отправляйтесь назад и передайте своему вождю, что завтра состоится сражение! В полдень, в бухте Хана-Кау! Пусть соглашается, если он не трус!

Рене бросился к Лоа, расталкивая толпу.

— Не делайте этого! У Атеа есть много ружей, которые стреляют огнем! Он вас победит.

Вождь толкнул француза так, что тот полетел на песок.

— Прочь! Боги на моей стороне! Моя мана сильнее!

— Будет лучше, если мы уйдем отсюда, — пробормотал Рене, беря дочь за руку.

— Я должна побыть с Моаной, — сказала она, уверенная в том, что не сможет вынести выражения опустошенности в глазах девушки.

— Она не европейка, ей не нужно сочувствие. Думаю, она желает получить не жалость, а объяснение тому, почему Атеа так с ней поступил.

— Не может ли быть причиной… другая женщина? — нерешительно произнесла Эмили.

Рене горестно покачал головой.

— Только если Атеа решил во всем и до конца подражать белым! Но это вряд ли. Полинезийцы не воспринимают любовь так, как мы, — как некое таинственное чувство, существующее само по себе и обладающее неведомой силой. В этом случае они очень практичны. К тому же женитьба вождя это почти всегда в первую очередь политический шаг.

Выслушав отца, Эмили задала неизбежный вопрос:

— И что теперь будет?

— Поубивают друг друга, но чести Моаны это все равно не восстановит, — мрачно ответил Рене.

Они долго бродили по берегу, но потом Эмили все же пришлось вернуться в хижину Моаны.