Запруда из песка

Разумеется, время от времени проводятся сеансы связи а-ля беседа с alter ego. «Наземный космонавт» принимает через церебральный шлем всю информацию от Слепка, включая мысли и личные впечатления, и сам делится тем, что накопилось в его личности. Все это смахивает на шизофрению, но работает. Само собой разумеется, для связи наземников с их Слепками выделена широченная частотная полоса – иначе не перекачать за приемлемое время гигантские массивы информации. И без того сеансы связи порой тянутся долгие часы. Я присутствовал при этих посиделках под шлемом – скучное зрелище, – зато видел глаза наземников по окончании сеанса. Ну а если программа полета не подразумевает возвращения аппарата на Землю, то последний сеанс завершается командой на стирание Слепка. Гуманно?

Как сказать.

По мне ли это?

Я так и не решил для себя этот вопрос. Не стал и решать: меня-то готовили к настоящему полету. Один лишь раз я задумался над тем, что должен чувствовать Слепок, летящий в космической бесконечности совсем один, лишенный чувства голода, холода, жажды и многого другого, что свойственно человеку, но сохранивший человеческую суть, – и ужаснулся. Не столкновения с метеоритом он должен бояться, а выхода из строя систем связи и бесцельного дрейфа в пространстве вплоть до случайной гибели или отключения из-за физического износа. Многие годы существования в полном одиночестве – и ведь нет даже спасения в сумасшествии, поскольку Слепки не сходят с ума… Бр-р!

Я черствый человек и знаю это. Но с воображением у меня все в порядке, поэтому тут даже меня пробрало. На минуту, не больше. Слишком уж насыщенной оказалась программа подготовки, чтобы я мог позволить себе думать о ненужном. Насыщенной и мучительной. Одна центрифуга чего стоила. А бассейн в гидролаборатории с имитацией выхода в открытый космос и теми или иными работами снаружи корабля? Тоже не подарок. Учебный скафандр устроен так, что в воде притворяется, будто он настоящий в вакууме. Чтобы просто согнуть руку, надо приложить усилие в несколько десятков килограммов. Я не хлюпик, но и не силач-гиревик; после трех-четырех часов в бассейне меня можно было выжимать и вешать для просушки. Где уж тут сочувствовать наземникам и их Слепкам! Мне бы кто посочувствовал!

Здесь работали прекрасные люди, а у меня и времени-то не было пообщаться с кем-нибудь из них вне службы. Скорость! Быстрота и натиск. Плюс секретность высшего уровня.

Может быть, этот уровень и привел к тому, что вскоре мне присвоили старшего лейтенанта – буднично и деловито. Обмыть звездочки? С кем? И когда?!

Так и не обмыл, утешив себя тем, что уж майорские точно обмою. Вряд ли это время за горами. Странно и подумать, что когда-то между старлеем и майором втискивался капитанский чин, а полтора века назад – еще и штабс-капитанский. Эра Экипажа уменьшила число офицерских чинов, ликвидировав капитана, потому что Капитан – один. Капитан Корабля. С прописной буквы. Есть, конечно, еще капитаны торговых судов и всяческих сейнеров, но они же не офицеры…

Нам, трем субъектам из 334-го отдела, подвизавшимся в Звездном, преподаватели не задавали лишних вопросов. Мы не пересекались с ребятами из отряда подготовки космонавтов. Нас просто учили – сухо, деловито и так интенсивно, как только можно было. Многое казалось странным, нелепым, ненужным. Мы изучали лунный корабль наскоро, тяп-ляп, мы считались пассажирами, а не командой, а я считал, что и этого изучения много. Я поглощал горы информации, отрабатывал всевозможные нештатные ситуации и чувствовал, что при всей полезности практической космонавтики как науки зря теряю время. Его можно было потратить с большим толком.

Артефакт! Где-то там, к западу от кратера Анаксагор на невидимой с Земли стороне Луны в труднодоступной местности лежало нечто и ждало… кого? Больше всего я боялся, что кто-нибудь доберется до артефакта раньше меня, потому и учился прилежно, как образцовый школяр. Ради этой цели можно было и не то стерпеть.

Да и кто выходит из игры, когда идет хорошая карта?

23. Лунное членистоногое

Если бы змей был запретным, Адам и его бы съел.

Марк Твен

И снова Южно-Американский отсек…

Космодром Куру – старейший из экваториальных. Это дыра. Она всегда была дырой, включая те времена, когда в ней пытались выращивать сахарный тростник и черные рабы, дуря головы плантаторам, осваивали капоэйру. От Куру совсем недалеко до Кайенны – бывшей, с позволения сказать, столицы Французской Гвианы и не менее страшного места для каторжников, чем Колыма. Местные старожилы уверяли меня, что в Куру еще довольно терпимый климат, – наверное, они бывали в местах и похуже. Я тоже сравнил – с Колумбией – и решил, что хрен редьки не слаще.