В 1921 году амбициозный молодой писатель по имени Эрнест Хемингуэй переехал в Париж, где оказался в нищете, беспробудно пьянствовал, влюбился и разлюбил, а потом обрел свой собственный творческий голос и стал настоящим новатором литературы. Но превращение Хемингуэя – не история про гения-одиночку. Подобно другим инноваторам, он многим обязан своему кружку, а именно экспатриантам, собравшимся в Париже в 1920-х годах.
Дружеское расположение, наставничество и поддержка со стороны этой небольшой группы оказали огромное положительное влияние на Хемингуэя, невзирая на устойчивое представление о нем как о суровом индивидуалисте. Это было, если угодно, окружение. Хотя в современном мире это слово чаще ассоциируется со словом «свита», а значит, со знаменитостями и автомобильными кортежами, его более распространенное значение указывает не на то, что есть центральная фигура и остальные, ниже рангом. Речь идет о коллегах, соратниках или просто о людях определенного круга. Если бы не поддержка тех, кто находился вокруг, Хемингуэй не стал бы знаменитым на весь мир писателем.
Различные люди в окружении Хемингуэя были едины в своей поддержке. Чикагский писатель Шервуд Андерсон[56]
одним из первых признал талант Хемингуэя и рекомендовал его издателям. Андерсон также уговорил Хемингуэя отправиться в Париж и снабдил рекомендательными письмами.Там же была и Сильвия Бич из Shakespeare & Company[57]
. Что стало бы с Хемингуэем, если бы не она? Бич одалживала ему деньги, когда он нуждался в еде, и книги, когда требовалось вдохновение. Был Эзра Паунд[58], воспетый Хемингуэем за свою доброту. «Эзра был самый отзывчивый из писателей, каких я знал, и, пожалуй, самый бескорыстный. Он помогал поэтам, художникам, скульпторам и прозаикам, в которых верил, и готов был помочь всякому, кто попал в беду, независимо от того, верил он в него или нет», – пишет Хемингуэй в «Празднике, который всегда с тобой».В книге «Парижские годы» Майкл Рейнолдс прекрасно передал дух богемы, окружавшей Хемингуэя: тесное сообщество писателей и художников, возбуждаемое взаимной близостью, коллективным энтузиазмом и общими амбициями:
«Менее чем в двух кварталах от стола Хемингуэя под каменными плитами кладбища Монпарнас покоятся останки Шарля Бодлера и Ги де Мопассана. В пяти минутах ходьбы по бульвару Распай Гертруда Стайн и Алиса Токлас[59]
планировали свой рождественский ужин. Рядом с ним Эзра Паунд просматривал рукопись, которую Том Элиот[60], молодой человек с нервным истощением, оставил для него проездом в санаторий в Лозанну. Позже Элиот назовет ее «Бесплодная земля». Менее чем в двух кварталах от отеля Хемингуэя Джеймс Джойс готовится идти на вечеринку в книжном магазине Сильвии Бич Shakespeare & Company по случаю последней редакции своего «Улисса».А еще была Гертруда Стайн. Помимо того, что она была первым критиком ранних произведений Хемингуэя, Стайн служила своего рода связующим звеном для всех этих отщепенцев-единомышленников. Каждым субботним вечером она устраивала в своей парижской квартире в доме 27 по Рю де Флерюс салон, который, в числе прочих, посещали Пикассо, Фицджеральд, Джойс, Матисс и Хемингуэй. Опыт Стайн в создании пристанища бесед и вдохновения стремятся повторить художники, писатели, дизайнеры и предприниматели наших дней. Группа писателей, коллектив художников, инкубатор предпринимательства, бригада рэперов – все это подражания салону Стайн. Все ищут перемен через общение, все стремятся преодолеть изоляцию, сопровождающую творческий процесс. Смысл окружения в том, что человек оставляет свой след на Земле не только сам, но и помогая другим.
Неформальная среда
Если есть что-либо, в чем отщепенец может испытывать самую большую потребность, то это (помимо окружения) внешняя среда, позволяющая оставаться гибким. Джиб Баллок искал в Accenture восприимчивую среду для своих идей, то есть корпоративную культуру, в которой он мог переосмысливать свои должностные обязанности. Провокаторы вроде Yes Men, La Barbe или UX успешно используют дух импровизации для своей внесистемной деятельности. Пираты прошлого придумывали новые системы управления для своих кораблей. Отщепенцам нужно пространство, в котором они могли бы жить по своим собственным правилам.
Это значит, что если мы хотим использовать возможности отщепенцев, то наши официальные учреждения должны становиться более гостеприимными хозяевами. Известность, которую получили основанные на принципах равенства фестивали, протестные движения, хакерские группировки и коворкинги, означает, что требования к рабочей среде изменяются. При виде командно-административной системы отщепенец удирает.
Журналист Натан Шнайдер обратил внимание на один из интересных побочных эффектов движения Occupy: «Вернувшись с Occupy на свои рабочие места, люди осознали, насколько мало там демократии. Occupy позволил людям по-новому взглянуть на работу в организации, когда главным являются сопричастность и самоопределение».