Заратустра. Танцующий Бог

Я останавливался в Сарнатхе — где находится один из самых красивых буддийских храмов, в память о его первой проповеди — вместе с буддийским монахом, одним из самых ученых буддийских монахов, каких я встречал, Бхикку Джагдиш Кашьяпой. Он был директором института в Пали, который занимался исследованиями Гаутамы Будды и его трудов. Даже днем нам приходилось сидеть под москитными сетками. Он обычно сидел под своей москитной сеткой, а я под своей.

Я подумал: «Это ужасно неудобно», и сказал Джагдиш Кашьяпе:

— Теперь я понимаю, почему Будда никогда не возвращался в Сарнатх. Он спросил:

— Что вы имеете в виду? Я сказал:

— Просто у него не было москитной сетки, а сарнатхские москиты, по-моему, самые большие.

Но нелепые предрассудки продолжают жить без всяких причин.

В Калькутте я наблюдал очень странную сцену. Я даже велел шоферу остановиться, мне хотелось узнать, что происходит. Вдоль улицы стояла почти сотня кроватей. Я спросил:

— Кто будет спать здесь, на улице? Шофер ответил:

— Наверное, вы не знаете: джайны не могут убивать насекомых; эти паразиты, которые водятся в кроватях, клопы — они не могут их убивать. Из сострадания они вынесли сюда эти кровати и платят одну рупию за ночь тем, кто согласится спать на них, потому что этих клопов нужно кормить.

Вот это милосердие!

Я сказал:

— А как насчет этих бедных людей, которые спят здесь? Он ответил:

— Они спят здесь добровольно. Мы за это не отвечаем.

Там спят бедняки; утром они получают рупию, а всю ночь не могут уснуть — должно быть, клопы очень, очень благодарны Махавире и всей джайнской мифологии. Однако это считается похвальным, добродетельным деянием.

А то, что сильно настолько, чтобы освободить от величайшей нужды, — самое редкое и тяжелое — он провозглашает священным. Одни христианский святой почти семь лет провел на столпе в Александрии, на колонне высотой в двадцать футов. Он никогда не спускался, он стоял на столпе, сидел на столпе, спал сидя на столпе. Это было опасно, и только потому, что это было так опасно, он стал великим святым. Тысячи паломников приходили, чтобы отдать ему дань уважения. Сейчас вокруг этого столпа построен очень красивый собор в память этого святого. Но этот святой ничего не делал. Он просто семь лет просидел на столпе. Конечно, это трудно — и это глупо. Разве это может сделать вас святым? Тогда мы могли бы наставить в каждом городе колонн, люди сидели бы на них всю свою жизнь, и весь мир стал бы святым местом.

Но все самое редкое и тяжелое провозглашается священным. В России до революции существовала христианская секта, в которой отрезали гениталии... каждое Рождество — груда гениталий, все залито кровью, и люди припадали к их ногам — они сделали великое дело. Женщины тоже не хотели отставать, но поскольку у них нет гениталий, они начали отрезать себе груди. Многие женщины отрезали себе груди, и они тоже стали святыми.

После революции это было запрещено, и коммунистическому правительству потребовалось много лет, чтобы доказать, что это преступление. То, что было священным, стало преступным. Эта секта постепенно исчезла. Я не думаю, что за эти семьдесят лет она сохранилась; но когда-то она была одной из самых священных сект в России — а все, что они делали, было всего лишь идиотизмом.

Это делалось во имя целибата. Но, возможно, никто не задумывался о том, что сексуальность — в вашем уме, а не в гениталиях; вот почему вы можете мечтать об этом. Гениталии — всего лишь продолжение вашего ума. Центр секса находится в уме; вот почему вам нравится порнография. Ваши гениталии не могут видеть порнографию, они не могут даже потрогать! Именно ум — место, где сидит ваша сексуальность, так что, даже если вы отрежете гениталии, это не значит, что вы больше не будете думать о сексе. По моему мнению, вы будете думать о сексе больше, чем кто-либо другой. Это превратится в одержимость — но это будет у вас в уме.

То, что позволяет ему господствовать, побеждать и блистать на страх и зависть соседу, имеет для него значение высшего, наипервейшего мерила ценностей и смысла всех вещей...

Изначально человек придал ценность вещам, чтобы этим сохранить себя: он дал вещам смысл, человеческий смысл! Потому и назвал он себя человеком, что стал оценивать.

Оценивать — значит создавать. Слышите вы, созидающие! Именно оценка придает ценность и драгоценность всем оцененным вещам.