— Ну, как же! Величайшие маги пилят, топят и жгут красивых помощниц. Только ради этого папаши и ведут детей на шоу.
Её это подкупило. Вздохнув, Иветти скукожилась в белом ящике и поджала ноги. Я закрыл дверцу. Тотчас распахнул — и живот свело. Чрево шкафа пустовало, как никогда прежде. Казалось, Иветти пропала насовсем. Не умерла, не спряталась — будто и не существовала, только чудилась. Безе скулила, а я вспотел. Спотыкаясь, шагнул к чёрному шкафу. Дёрнул ручку…
— Получилось! У нас всё получилось! Вот это будет номер, — верещал я, кружа Иветти по вагончику. — Что там внутри? Пустота? Полёт?
Она задумалась:
— Ничего. Щёлкнул замок, стало темно — и вуаля, опять ты.
— Я придумал: надо сперва пооткрывать мелкие чёрные ящички. Будто ты можешь оказаться там, ха-ха! Для эффекта.
— Тогда давай ещё.
Мы начали заново. На этот раз Иветти сама вызвалась усадить пуделя в белый ящик. Я изображал магические пассы, когда в дверь вагончика постучали. «Полиция», — струсил я, отпирая. Но пришел мсье Жако:
— Ох ты ж!.. Ваша псина? — буркнул он. — Крутится тут под ногами.
Я узнал Безе. Тварь сбежала из шкафа на улицу, пока мы отвлеклись. Иветти подхватила её и унесла внутрь. Без грима, в свете луны директор был похож на собственный труп:
— Леон, я пришёл… сказать: левый По скончался. Лимпопо мёртв.
— Это ужасно, — соврал я. — Он так и не пришел в себя? Говорил что-нибудь ещё?
— Нет. Так и стонал: «…устрица, …устрица». Боже мой! Какая потеря для варьете. Леон, не подведи завтра, уж ладно? Готов номер-то?
— Почти.
После его ухода Иветти расплакалась по Лимпопо, и мы решили, что на сегодня лучше закончить.
А ночью я проснулся от страха. Чёрный шкаф скрипел. Спросонья мне пришло в голову, что он голоден и просит есть, хлопая губами-дверцами. Но спустя минуту тишины я понял, в чём дело. Мы мало репетировали. В прошлый раз беспечность привела к фиаско. Теперь я не мог уснуть, не перепроверив всё заново.
В клетке под потолком спали голуби — из тех, которых достают из шляпы. Я взял одного. Сердечко билось мне в ладонь. Через минуту, совершив обычные ужимки фокусника, я закрыл его в белом ящике.
— Дамы и господа, это не чудо, — я демонстрировал воображаемой публике пустой шкаф. — Чудо ещё впереди! Проверим, куда магия занесла нашу птичку. Может, она… вот тут?
Я подлетел к чёрному шкафу и открыл крошечный ящичек. Меня шатнуло.
Голубь.
Но птица была велика, а вещи не появлялись в ящиках не по размеру. Той ночью что-то пошло не так: внутри лежало пернатое тельце. Без головы. Шкаф выдал мне столько голубя… сколько вместил в первый открытый ящик. Такого не случалось, пока мы не распилили шкаф. Повезло, что я не успел вытворить эдакое с пуделем. Или — господи боже — с Иветти!
Мучимый фантазиями о неслучившемся, я залпом вылакал бутылку пино, недопитую близнецами, и упал в постель.
* * *
Наутро мы репетировали, и я соврал, что не хочу кривляться, открывая не те ящики. И что в последнее время дал публике лишку поводов для смеха. Леон Заратустра вернется в ином амплуа.
Всё опять шло замечательно. К вечернему выступлению Буль перетащил шкафы на сцену. Иветти и Безе разогревали публику, а я ждал за кулисами.
— За-рат-устрица…
А?.. Далеко в зале старая бонна тащила к проходу тройняшек лет пяти. Меня передёрнуло. Бонна показала два билета и усадила мальчишек втроем в одно кресло. Они начали щипаться и корчить рожи. Я едва не пропустил свой выход.
— Эй, Леон, — директор сцапай мой рукав. — Без Лимпопо программа выйдет короче обычного. Ты не мог бы как-нибудь, ну… растянуть номер? Покажи им кой-чего из старого. Что-нибудь простенькое.
— Да, мсье Жако.
Номер катился, как по маслу. Голуби, диадема, трость господина из первого ряда. Всё исчезало тут, а появлялось — там. Кульминацией стало перемещение Безе. Как и я, зрители обрадовались пропаже визгливой собаки. С галёрки умоляли «не возвращать докучливую шавку», но дети завыли, и по велению мага пудель вернулся.
Я помнил о просьбе директора. Пообещав зрителям невероятный финал, я устроил Иветти в белом ящике и показал, как он в одно мгновение опустел. Но в этот раз Заратустра не спешил. Смакуя интригу, я взял цилиндр и вышел к самому краю сцены. Мне захотелось выдержать паузу вульгарным фокусом. Голубь из шляпы. Я помахал ею перед публикой и откинул невидимый клапан внутри тульи.
Шляпа потяжелела. Я едва не уронил её, но зал решил, что это часть номера.
— Улыбнись, Леон! — Люди впервые звали меня по имени. — Сейчас вылетит птичка!
* * *
И вот — я опускаю руку в цилиндр и понимаю, как на самом деле пудель оказался за дверью вчера. Дверь вагончика черна от копоти. Магия свихнулась сильнее, чем я думал. Шкаф выдаёт столько, сколько уместится в первый открытый ящик. Но это ещё не всё. Порталом становится любая — открытая мною — чёрная дверь! Шкаф принял клапан в цилиндре за дверцу… маленького чёрного ящика.
Не перьев касаются мои пальцы. Я трогаю локоны на тёплой макушке. И лепестки гагатовой лилии.