Уже поредел поток пассажиров перед стойкой регистрации билетов и багажа. Сдав свой тощенький баульчик, прихватив сумку после прохода воротами — воротами, прошла в зал ожидания, но не села, а пошлындала по киоскам дьюти-фри. Купила журнальчик со сканвордами, для коротания времени в полете, небольшой пузырек коньяка пять звезд, вроде бы, и, пристроившись на последний ряд, начала фронтальный обзор сидящих в зальце. Народу было немного. Думаю, что на две трети салона. Народ разный и по возрасту и по прикидам. В общем — обычные пассажиры. И тут я, вся из себя туристка-туристка! Екарный бабай! Они так себе, а я вся «в белом», то есть на улице местная поздняя осень, а на мне белые штаны! И шлепки, правда, поднадела-таки носочки, правда тоже белые. А еще белая майка под кожаной курткой и в сумке белая бейсболка. Ну, не хочется мне толкаться в туалете, перед посадкой для переодеваний, да еще тащить пакет с одежкой, той что до и той что после. Хочу свободы во всем!
Самолет летел уже два часа. За это время нас успели покормить ужас чем и ужас в ночь! И напоить. Предлагали соки-воду. Я попросила у девчонок, пройдя в хвост салона, чашку с крепким кофе. Обещалась приплатить, если что. Но они сначала удивились, но потом хохотнули, когда я намекнула на мои вчерашние проводы и сегодняшнее состояние не стояния. Не жадничая, налили полную кружку. Добравшись до своего места у окна, откинула столик и достала свой флакон с коньяком. Плеснула, не жалея, и приникла, как страждущий в пустыне. Откинувшись на кресло, прикрыла глаза. За окном было темно, также приглушен свет и в салоне. Многие спали, даже слышался в тишине одинокий храп. Я вздохнула и допила остатки. Устроившись поудобнее, подложила подушку и накрылась тонким пледом.
— Надо тоже всхрапнуть пару раз, — подумала, уже уплывая в сон.
Проснулась от толчка. Надо мной склонилась вчерашняя хохотушка стюардесса. Я даже запомнила, как ее звать, кажется, Настя.
— Вставай страна! — улыбнулась она. — Скоро посадка.
Я похлопала глазами, улыбаясь в ответ и потянулась, зевая.
— А не хило поспалось, — и принялась быстро собираться.
Когда выходила из самолета, то уже на трапе поняла, что мы в жаркой стране. Воздух был плотным. И сразу же захотелось раздеться. Сняв куртку, запихнула ее в пакет.
— Ну, здравствуй, Израиль! — хмыкнула я и сбежала по трапу, встроившись в колонну российских пассажиров, направлявшихся к входу в здание аэровокзала аэропорта Бен-Гурион.
Прошла визовый пропуск, затем багаж, и вот я стою на парапете со множеством машин и частных и такси. Хватаю баульчик и спешу в сторону местных извозчиков.
Подхожу к первому попавшемуся и говорю по-английски.
— Свободен?
Тот кивает в ответ.
— Мне в Камаран. Мертвое море. Сколько проезд.
Он показал на пальцах. Видимо плохо говорил, хорошо еще, что хоть понимал.
— Годится, — кивнула я и тот, выскочив, с улыбкой во всю свою еврейскую физию, отобрал у меня баульчик и, открыв багажник, закинул туда и еще показал на мою вместительную сумку и пакет. Пакет отдала, а сумка со мной.
Ехали долго. За это время таксист дважды останавливался для туалета и отдыха в придорожных кафе и один на дозаправку. Я любовалась проносящимися пейзажами и набиралась впечатлений для рассказов своим по приезде. Меня поразило удачное сочетание Азии и Европы. И Восток и Запад. Классно! Мне нравилось! Еще и в силу воспитания, я была интернационалистом. Мне главное, чтобы человек был не сволочью. А так хоть белый в клеточку, хоть черный в полосочку.
Таксист был своим в доску. Вначале нашей поездки только молчал, но потом разговорился, и оказалось, вот это номер! что он русский еврей! и прекрасно говорит на нашем родном. И пока ехали, рассказал, что живет с матерью и маленьким братом-инвалидом, что работает, купив лицензию и если им не хватает, подрабатывает еще и в местном продуктовом магазинчике. Они попали в Израиль с последней плановой выездкой, или как здесь говорят с последней алиёй. Он был мал, языка не знали, устраивались трудно. Мать тянулась из всех сил. И теперь, по истечении почти двадцати лет, есть и квартира, и работа и еще один маленький брат-аутист. Мать родила его от мужчины, которого любила, и хотя тот вынужден был жениться на своей, но помогает до сих пор. А когда сказал, из какого города они выехали, я попросила его остановиться. Он удивился и притормозил на обочине. Выйдя из машины, поманила его и, хлопнув по плечам, рассмеялась.
— Ну, здорово, земляк! Я тоже оттуда!
Тот смотрел и не понимал, то ли я шучу, то ли правда, так и есть.
— Шутите? — осторожно спросил он, заглядывая в глаза.
— Нет-нет! — засмеялась открыто. — Так и есть. Вот, что значит попасть пальцем в небо!
Тот хохотнул недоверчиво, а потом заторопился с вопросами. Я обещала на все ответить по пути. Эйтан, так его звали, открыл мне дверь и пригласил в салон. Сел и включил знакомый русский шансон. Пел Басков о любви. Я его не очень-то люблю, и вообще мне нравятся совсем другие певцы, но было интересно слышать русскую речь, знакомую мелодию и видеть чужой антураж за окном.