Заражение

Первый – красный. Осматриваю тех, с кем мне вышло стоять по эту сторону дороги: женщина с коляской, оттуда кто-то тянет свои маленькие ручонки. Все это создает милый сердцу образ, возможно мне тоже стоит завести ребенка. Но до того момента, как завести семью, придется поработать официантом в рандомной придорожной кафешке. Прямо передо мной пара гоповатого вида ребят, они обсуждают что-то на специфическом сленге, который немного выдает суть разговора. «Нет, погоди, мы не можем отсюда стрельнуть. Надо еще домой зайти, взять кое-что. Давай на 3 договоримся встретиться. Погоди, я могу один сходить. Ты то там зачем? Да, бля. Мы же с тобой договаривались, помнишь, я тебе объяснял, что ты сам ничего не найдешь. Заебал, хуй с тобой». Они оба смеются. Их смех заражает и меня, я растягиваю рот в улыбке, но так, чтобы они, вдруг повернувшись, не заметили моего нахальства. Ведь получается, что я стал их третьим, немым, собеседником. От мыслей меня отвлек звуковой сигнал светофора, возвещающий идти. И мы всей нашей командой, обреченной распасться, выступили в поход на ту сторону улицы. Справа от нас стоит ряды машин, они кажутся агрессивными скалящимися металлическими животными, готовыми растерзать задержавшегося на дороге. Мне слепят их фары, я отворачиваюсь и пытаюсь сосредоточиться на том, что хочу. А хочу я быстрее дойти до своей одинокой комнаты, в еще советском девятиэтажном стандартном панельном доме. Во встречном потоке я замечаю красивую девушку, она разговаривает по телефону и не смотрит на меня. Я не расстроен этим, потому что своим невниманием она позволяет мне досконально себя рассмотреть. Интересно, какой у нее размер? Не сказал ли я это вслух? Черт, надо быстрее найти себе девушку.

Второй – красный. Красный, красный – это световой код, шифр? Его можно будет разгадать, если я решу пройти еще несколько светофоров. Но на эту игру у меня нет времени. Надо идти домой и насладиться заостренным чувствами вечером. Может быть позже, в сложной ситуации, я выкрою момент, чтобы пройтись по каждому светофору в своем районе и получу полный текст скрытого от меня (самому себе?) послания.

Я дома и меня никто не встречает – обычное дело, но может быть дома сейчас действительно никого нет? Приглушенная театральная ария, обреченная быть запертой в дальней комнате, является опровержением. Там живет маленькая 30-летняя Маша, родом из православной верующей семьи, невысокого роста, незамужняя, русая она упивается богемской тематикой. Ее страсть почти доходит до одержимости, но останавливается в нескольких метрах до: воспитание не позволяет слать свои обнаженные фотографии актерам.

Быстро раздеваюсь и иду на кухню, чтобы что-то себе приготовить. Раньше этим занималась Настя. Мы 3 года были вместе, но полгода безработицы заставили ее по-другому посмотреть на наши отношения. У меня наверно получится ее вернуть, когда (и если) начну нормально зарабатывать. Но только если моя кандидатура будет еще актуальной. Пузырьки на плите, шипящий звук и горький запах отвлекают. Мои макароны слиплись. И почти убежали. Теперь придется повозиться, чтобы придать им товарный вид. Шум в дверях вещает о том, что Женя тоже пришел с работы. Мы с ним мало общаемся, он практически не выходит из своей комнаты, как каждый из нас.

– Привет, Жень!, – начало переклички.

– Привет, Саш.

– Как у тебя дела?

– Да, все нормально, а ты как?

– У меня тоже все хорошо. Иди кушать, если хочешь.

– Мммм… сейчас.