Заразные годы

Вы в этом выводе подвоха не усмотрите ни хрена, но — хорошо ли это, плохо, — Россия левая страна. Не только в августе — и в марте, и в декабре наш рок таков: мы государство левых партий и одиноких леваков. Не нужно сводок и докладов, чтоб убедились враг и друг: мы средоточье левых взглядов, и левых ног, и левых рук. Одни мы дрыхнем или с девой — но, поручусь за большинство, с ноги встаем мы только левой и вечно злимся оттого. Как псы под окрик караульных, на службу тянемся рекой, засевши в «Ладах» леворульных, что левой сделаны рукой. Наш труд нелегок и несладок. Что для приезжего бардак, для нас — единственный порядок. Ведь мы работаем не так, как надо было бы для дела или обидней для врага, а только так, как захотела начальства левая нога. Срывая плод запретный с древа, пугливо ежась на ветру, мы от жены идем налево и возвращаемся к утру… Вот так проходят наши годы — а чтоб никто не доглядел, живем на левые доходы от непонятных левых дел. И пусть, как змеи перед Евой, пред нами вертится весь свет, — а мы их всех одною левой! Поскольку правой просто нет.

Увы, не в силах объяснить я, — дивится друг, смеется враг, — но опыт правого развитья всегда кончается никак: режим, казалось бы, свободен, — но, веря принципам своим, идем налево — песнь заводим, идем направо… и стоим. Наш долгий опыт неизменен. Мы не порочны, не грязны — но, как еще заметил Ленин, больны болезнью левизны. Дерутся кланы и анклавы, гаишник просит левый штраф, — дерутся все, и все неправы, а пригляжусь — и я неправ… Зато в словесности мы шарим — ведь наша нация жива активным левым полушарьем, что отвечает за слова. Европа, как ее ни гневай, терпеть готова наш поход под крики «Левой, левой, левой!» — и никогда наоборот.

Зато другие сверхдержавы и их гаагские суды всегда, во всем пред нами правы, и правотой своей горды. Пускай мы выглядим коряво — нас это сроду не скребло. У них повсюду правит право — у нас же лево и бабло. Страшны российские забавы для их разжиженных кровей. Они и в том, и в этом правы. Чем мы левей, тем все правей. И как бы мы ни огорчались — все отвернулись, как на грех, а с нами только Уго Чавес. Он вообще левее всех.

Нам это все давно приелось. Так почему ж, спросить дерзну, никто не любит нашу левость, не ценит нашу левизну, и мы со всею нашей славой бредем одни, как конь в пальто?

Все потому, что Боже — правый.

А левый — угадайте кто.

Нянчить!

В Михайловском прошел слет «мамушек и нянюшек», посвященный 250-летию со дня рождения и 180-летию со дня смерти Арины Родионовны Яковлевой. Тянет на символ эпохи.

В честь Родионовны под Псков слетелись няни — опора Родины, живая соль земли. Они в Михайловском собрались на поляне — и стали опытом делиться, как могли. От плясок их дрожал смиренный палисадник, их песни над землей звенели, чуть заря… Без няни Пушкина — какой бы «Медный всадник», про сказки всякие уже не говоря? Ведь что за жизнь была: цензура, страх, наружка, то ссылка, то надзор, то школят, то гнетут… В отчаянье поэт воскликнет: «Где же кружка?!» — и Родионовна с сосудом тут как тут. Он много уплатил невозвратимой дани подругам юных лет и обществу кутил, — однако, думаю, без добродушной няни он много больше бы им дани уплатил. И я не просто так по клаве барабаню, недаром мой Пегас кусает удила: когда бы к каждому могли приставить няню — какая б лирика, какая б жизнь была!