Читаем Заразные годы полностью

Заразные годы

А может, чем не шутит черт, — приглушим хохоток, — не драка это и не спорт, а бабий коготок? Вот он к кому-нибудь пристал, влюбившись горячо, и получил в ответ фингал: нормально же, а чё? Да он бы стал за пару дней — пиарщики, ку-ку! — по-человечески родней любому мужику. Когда работаешь, как краб, не покладая хищных лап, а сам при этом любишь баб и лезешь к ним порой, — то ты не просто ВВП, всеобщий лидер и т. п.: ты после этого ЧП действительно герой.

А может быть, он пил коньяк (не пьет? Господь с тобой!), пошел, упал, набил синяк, как делает любой? А может, ботокс закачал, чтоб нравиться стране, и получил за то фингал, естественный вполне? А может, просто о косяк ударился щекой — и вот, пожалуйста, синяк, загадочный такой? Тогда бы лучшие умы, от Бугульмы до Колымы, — «Он человек, такой, как мы!» — вскричат, разинув пасть. Болезни все обострены, врачи тупы или пьяны — но есть надежда для страны, где человечна власть!

Синяк светил бы, как маяк, манил бы, как побег…

Но, видно, это не синяк.

И он — не человек.

Сносное

Увы, проблемы родной столицы трагичны и велики. Устав покорно с ними мириться, Собянин сносит ларьки.

В Москве, к примеру, повсюду пробки — Собянин рушит ларьки, и их разобранные коробки увозят грузовики. В Москве обобранные старухи и нищие старики — чтоб их поддерживать в бодром духе, Собянин рушит ларьки. В Москве — террора рабы тупые и злые боевики. Чтоб бомб в ларьках они не купили, Собянин рушит ларьки. В Москве наценки, в Москве накрутки, правительству вопреки, — но с новым мэром плохие шутки: Собянин сносит ларьки. В Москве чиновники взяткоемки и жадны, как хомяки, в бюджетной сфере царят потемки — Собянин сносит ларьки. Московский воздух грязнее смога, зловонней Москвы-реки — при новом мэре и с этим строго: Собянин сносит ларьки. В Москве разнузданные префекты, работать им не с руки, — их ждут суровые спецэффекты: Собянин сносит ларьки!

Смешно цепляться к невинной фразе, злорадства нету ни в ком, — но я не вижу особой связи меж пробками и ларьком. Мне даже как-то обидно трошки за нашу картошку-мать: иль после сноса «Картошки-крошки» тут взяток не будут брать? Давно бы гражданам вслух сказали о том, что не кто иной, а ларь цветочный на Белвокзале инфляции был виной! Что если враз, отдирая доски, в течение пары лет снести в Отечестве все киоски — преступность сойдет на нет! Что даже адская суть террора (он, впрочем, везде таков) на нет в России сведется скоро, когда не станет ларьков!

В том, что Собянин, дозоры выслав, войну объявил ларьку, — искать не нужно особых смыслов: все смыслы давно ку-ку. Мне жаль чиновников новой власти, сумевших туда попасть: на чем бы им доказать отчасти, что это новая власть? Сполна бессилья они вкусили. Открытье — нельзя грустней: Москва — не остров, а часть России, и в анусе вместе с ней. Что сделать тут по-единоросски, чтоб Запад остался рад? — снести в окрестностях все киоски да гей — разрешить парад. И было б, может, еще бодрее в бедламе нашем родном, когда б киоски сносили геи: действительно два в одном.

У нас начальство — давно для виду. Наш жребий, видать, таков. Куда ни еду, за чем ни выйду — все вьется вокруг ларьков. Все власти, коих не выбирали, нацелены на ларьки: их ставят местные либералы и сносят силовики. Да что здесь, в общем, умеют кроме? Историк, достань скрижаль: мерси на том, что еще без крови, ларьков-то почти не жаль…

А впрочем, братцы, допустим смело, — Собянин недаром рос; тогда, быть может, не без прицела и этот ларьковый снос. Идет, допустим, легко одетый студентик, всегда готов: идет он к бабе, как все студенты, и хочет купить цветов. Цветов он хочет, но нет киоска, а только мусорный бак… «Ну что ж, плевать», — говорит он жестко и хочет купить табак. Ему желательна папироска, курить охота ему, — но раз табачного нет киоска, он хочет взять шаурму. Но нет ее! И тогда, в бессилье, отчаявшись ждать щедрот, студент поймет, что нужен России военный переворот! Ведь он не болен, не стар, не робок, не думец, не импотент…

Он сделает так, что не будет пробок.

Я верю в тебя, студент!