Читаем Заре навстречу полностью

Даже Рогожин не мог скрывать больше своего беспокойства. Он часами стоял у окна, закутавшись в одеяло, и глядел, отодвинув немного тюфяк, на пустынную Сенную площадь, пытаясь отгадать, что происходит в городе.

Но стрельба больше не доносилась. Густо падал шерстистый снег, и в мягком шелесте его томительно и скучно мерцали вспученные от снегопада крыши окраинных лачуг.

Иоська, сидя на корточках у печки, протягивая к огню тощие длинные руки, говорил печально, нараспев:

- Вы думаете, нас, сирот, жалеют? Нет, стыдятся.

Если бы, скажем, у нас родители законно поумирали от болезни, так это ничего, но их же поубивали пли затолкали в тюрьму. А мы живы. Спросят: мальчик, где твой папа? Где? Убили по голове палкой. За что? А за что коспачевских стреляли? Мы же чистый срам для людей.

Поэтому нас всех и позашграли сюда. И не постыдятся снова куда-нибудь запихать. Почему нас сейчас не трогают? Стесняются. Публично драться с сиротами - это же скандал! Потом тихохонько спровадят в экономии и будут из нас делать дармовых батраков.

- Ну что ты ноешь? - раздраженно прикрикнул Гололобов. - И без тебя кисло.

- Я не ною, я рассуждаю, - спокойно сказал Иоська.

Гололобов заявил:

- Сложить тюфяки в кучу, зажечь - и на все четыре стороны.

- Нет, - сказал Рогожин, - так нельзя.

- Боишься?

- Сбрендил?

- Ты своего отца чтишь? - спросил сурово Рогожин. - А когда по всему городу объявят: мол, видали, отцы их против власти шли, а эти дом зажгли, казенное имущество ограбили! Хорошо это будет?

- Мы с пустыми руками уйдем.

- А чем докажешь, когда все погорит?

- Больше я здесь тухнуть не согласный.

- Верно! Тикать надо.

- Поедим как следует и айда! - радостно предложил Стрепухов.

- Может, кому чего-нибудь прихватить дозволите, на первое время разжиться, - жалобно попросил Чумичка.

- Разбирай завал у дверей, хватит.

Рогожин подошел к печке, пошарил в ней кочергой.

- Пока артельно не решим, - спокойно сказал он, - никто вниз не сунется. - И он встал у дверей; потом, оглянувшись через плечо на Тиму, сидящего на дровах и закутавшегося с головой в одеяло, спросил тихо: - А ты, Сапожков, хочешь домой?

- Хочу, - печально сказал Тима.

- А дом у тебя есть?

- Не знаю.

- Не знаешь, а хочешь, как же так?

- У меня в городе знакомые есть.

- Приютят?

- Не знаю.

- Вот и все не знают, куда деваться.

- Так что же, на поклон к воспитателям идти? Ты в какую сторону гнешь, Володька? - гневно воскликнул Тумба.

- Если б лето было, я бы разговора не поднимал, - осадил его Рогожин. Намерзнутся, скитавшись, а потом поодиночке обратно, вот чего будет.

- А если своей артелью где-нибудь до весны продержаться? - спросил Гололобов.

- Вот я об этом и думаю, - сказал Рогожин. - Может, на Косначевку податься, там ребята на сортировке угля работают.

- Далеко не дойдем по зимней дороге, замерзнем.

- Заберем из вещевой кладовки одежу. Если побольше натянуть на себя и харчей прихватить, дотопаем.

- Правильно, Володька.

- А кто не хочет, тот сам по себе.

- Копапку для жилья сделаем, там все в копанках живут.

- А если спросят, откуда мы?

- Скажем, по назначению присланы. Мол, часть в экономию, а часть сюда.

- А они город запросят.

- А чего пм запрашивать? От дармовых рабочих кто отказывается?

- А если там бастуют?

- А тут мы припремся.

- Тогда вот: пусть завтра с утра Тумба по городу походит, может, выведает чего. Вернется - решим.

- Лучше ты, Володька, ступай, ты головастее.

- Мне нельзя, я с вамп.

Но когда утром откидали от дверей дрова, оказалось, что дверь снаружи заперта на засов. Кинулись в слесарную за инструментом - весь инструмент воспитатели увезли. Пробовали выбить в окне решетку поленьями, но решетки были крепко вмурованы в толстые каменные стены.

Вылезли через чердак на крышу. Рогожин попробовал спуститься вниз по водосточному желобу, но проржавленная труба сломалась, и его с трудом втащили обратно.

Подавленные, растерянные, ребята бродили по пустым помещениям приюта.

- Ладно, - сказал Рогожин. - Видно, без пожара нам не обойтись. Придется подпалить дверь, а подгоревшие доски отобьем поленьями. Но жечь буду я с Тумбой, чтобы аккуратно получилось, без большого пожара.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Рогожин и Тумба сложили у порога кучкой щепки и зажгли их. Все ребята стояли на лестнице и смотрели, как разгорается этот костерчик. Вдруг, когда пламя стало лизать дверные доски, кто-то со двора забарабанил по двери и крикнул:

- Эй, открывай!

Это было так неожиданно, так весело и по-свойскп приказано, что Рогожин и Тумба стали затаптывать горящие щепки. Но потом, засомневавшись, начали быстро заваливать выход дровами, и все в страхе помогали им. Поленья гулко бухали о двери. И что там во дворе кричали, не было слышно.

Забив снова весь коридор дровами, ребята кинулись вверх и прильнули к окнам. Но из окон не было видно, кто стоит внизу.

Но вот от стены дома отошел невидимый до этого человек. Остановился посреди двора и, приложив сложенные ладони ко рту, крикнул:

- Вы что, гольтепа, ошалели взаперти, что ли? Открой, говорят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Провинциал
Провинциал

Проза Владимира Кочетова интересна и поучительна тем, что запечатлела процесс становления сегодняшнего юношества. В ней — первые уроки столкновения с миром, с человеческой добротой и ранней самостоятельностью (рассказ «Надежда Степановна»), с любовью (рассказ «Лилии над головой»), сложностью и драматизмом жизни (повесть «Как у Дунюшки на три думушки…», рассказ «Ночная охота»). Главный герой повести «Провинциал» — 13-летний Ваня Темин, страстно влюбленный в Москву, переживает драматические события в семье и выходит из них морально окрепшим. В повести «Как у Дунюшки на три думушки…» (премия журнала «Юность» за 1974 год) Митя Косолапов, студент третьего курса филфака, во время фольклорной экспедиции на берегах Терека, защищая честь своих сокурсниц, сталкивается с пьяным хулиганом. Последующий поворот событий заставляет его многое переосмыслить в жизни.

Владимир Павлович Кочетов

Советская классическая проза