Зарево

Около дороги, недалеко от расположения нашего взвода, возвышалась вековая липа, которую окружал густой кустарник. От боевых позиций и землянок к липе вела небольшая траншея. Однажды в сумерки я заступил на этот пост. Немного походил в густеющей темноте, но вскоре залез в заросли кустарника, всматриваясь в проходящую рядом дорогу. Темнота усилила чувство опасности. Неожиданно я услышал лошадиное фырканье. Может, галлюцинация? Я прислушался, пытаясь угадать, откуда оно раздается. Снова фырканье лошадей и приглушенные человеческие голоса.

«Именно со мной это должно было случиться», — подумал я. Однако решил раньше времени взвода по тревоге не поднимать, тем более что не знал, кто это может быть. А вдруг командование бригады проверяет посты таким необычным способом?

Тем временем конский топот становился слышным все явственнее. У меня не оставалось времени на размышления.

— Стой! Кто идет? — крикнул я.

Отряд остановился.

— Кто там орет? — раздалось из темноты по-польски.

— Вероятно, не хан турецкий, могли бы догадаться, что говорим на одном языке! Пароль! — отозвался я.

— И дьявол может говорить по-польски. Пароля не знаем. А ты кто такой? — почти одновременно ответили мне несколько голосов.

— Последний раз предлагаю назвать пароль! При любом вашем движении открываю огонь!

— Здесь партизанский отряд майора …авского. Мы хотим попасть к командованию Первой армии, — объяснил кто-то достаточно вежливо.

— А если я скажу, что я князь Курносовский, вы мне поверите? — спросил я.

— Не знаем такого, — засмеялись в ответ.

— Да мы тебя шапками… — попробовал кто-то устрашить меня.

Они постояли немного, посовещались и наконец отъехали.

Через двадцать четыре года мой товарищ, занимающий ответственный хозяйственный пост, как-то у меня за чашкой кофе вспоминал свою партизанскую деятельность на Волыни:. «…Приблизились мы всем отрядом к Пшебражу, а тут какой-то сопляк…»

«Только не сопляк, это был я, мой дорогой Эдвард», — ответил я с удовлетворением.

В СТРАНУ, ГДЕ ЦВЕТЕТ ЛЮПИН…

Учебные тревоги нарушали мирный ритм военного лагеря. И на этот раз все началось как всегда. Приглушенные команды направляют подразделения в машинные парки. Кто-то волочит незашнурованный ботинок, кто-то жалуется, что ему наступают на распустившуюся обмотку. Однако не слышно обычных в этих случаях насмешек и колкостей, мы чувствуем что-то новое.

— Мне кажется, это не шутка, — гудит бас Лося, но его заглушает стартер стоявшей вблизи автомашины.

Через мгновение оживает весь лес.

Начинался рассвет 12 июля 1944 года. В свете утренней зари ленивая колонна машин обволакивалась густеющим облаком пыли. Мы выступили на фронт.

Ехали без остановок. Вначале мы испытывали что-то вроде неверия в собственные силы, однако достаточно было одних суток, чтобы мы стали совершенно другими. Грохот приближающегося фронта и пылающее над ним зарево пробуждали нашу энергию и желание бороться.

В памяти всплывали полученные на ускоренной военной подготовке термины: ДЗОТы — это дерево-земляные огневые точки, ДОТы — долговременные огневые точки, координаты… плюс ноль ноль семь, залпом. Прицел, угломер, заряд, натянуть шнуры, залпом — огонь.

Движение в длинной колонне казалось монотонным, несмотря на совершаемые время от времени налеты вражеской авиации. Особенно интересно было проезжать перекрестки дорог, где нас ждала встреча с милыми девушками-регулировщицами.

Миновав один из таких перекрестков, мы оказались в зоне военных действий.

Нашему взводу было поручено организовать наблюдательный пункт в районе, до которого добраться было нелегко. Темная ночь значительно затрудняла задачу. Ракеты взвивались все чаще, указывая на то, что мы подходим к цели. Когда мы добрались до заброшенной дороги, поручник разрешил короткий отдых.

— Только остерегайтесь «волков», — как обычно, вмешался старший сержант.

Потом мы снова шли вперед.

Спали в поле, поросшем люцерной. Когда забрезжил рассвет, я приподнял голову и… Что это?

«Ду… ду… ду… ду… ду… ду… ду…» — услышал я очередь из пулемета.

Мы отступили. Оказалось, мы подошли слишком близко к передовой и были обстреляны противником. В этом коротком, но интенсивном отходе я узнал, что такое ползти по-настоящему. Кто-то верно заметил: больше пота, меньше крови.