Зарево

Лично для меня морское крещение оказалось не таким уж трудным. Видимо, Нептун проявил по отношению ко мне великодушие. Я догадываюсь, что за меня заступилась Прозерпина, которой явно понравилось, как горячо я целовал ее испачканные колени. Я получил грамоту, в которой было написано следующее:

«Мы, Нептун, царь всех морей и океанов, заявляем всем и каждому в отдельности, что мореплаватель — подводник Веслав Розбицкий был подвергнут на географической широте 54°38,7 N и географической долготе 19°09,2 E обряду подводного крещения и посвящен в моряки, а затем добрался до города Гдыни на корабле, называемом подводной лодкой.

Подтверждая официально этим обрядом пригодность вышеупомянутого к подводному плаванию во всех морях и океанах, мы возлагаем на него обязанность в совершенстве владеть своей специальностью, быть примерным гражданином, повышать свой технический уровень, соблюдать добрые обычаи и морские традиции, а также быть достойным высокого звания моряка-подводника».

Подписали: Царь Нептун и командир подводной лодки.

Я покидал корабль с чувством, что по крайней мере половина совершенных мною грехов была мне отпущена.

ГОЛУБЫЕ, КАК МОРЕ, БЕРЕТЫ

В гарнизонном общежитии один за другим гас свет в окнах. Было уже далеко за полночь. Затихли разговоры, опустел длинный коридор, застеленный бордовой дорожкой. Воздвигнутое из блоков здание отличалось поразительной акустикой. Все отчетливее доносилось мерное похрапывание соседа за стеной. Он, должно быть, очень устал. В комнату через открытое окно проникал свежий воздух и запахи июльской ночи. Я лежал в постели с книгой и пытался, борясь с дремотой, читать. Тишину вдруг нарушило хлопанье дверей на первом этаже, а затем быстрый топот тяжелых солдатских сапог на лестничной клетке. Спустя минуту кто-то снова быстро поднялся по лестнице, за ним еще несколько человек. Корпус загудел как улей. Слышен был решительный стук в двери и приглушенные разговоры.

— Тревога! Тревога! — пронесся от комнаты к комнате шепот.

Началась суматоха. Погас свет. В темноте слышно было чье-то учащенное дыхание, кто-то зацепился ногой за стул, сверху донеслось сочное проклятие. Офицеры и сержанты быстро покидали общежитие, по улице проезжали военные машины, направляющиеся за офицерами, живущими на другом конце города.

В это время в расположении части выдавали боеприпасы, заводили автомашины, бронетранспортеры выстраивались за воротами казармы в колонны и отправлялись в только им известных направлениях. Ночь поглощала сначала контуры автомашин, а затем гул работающих моторов. Раций никто не включал. Каждый механик-водитель, командир, боец в части знал, где его район сосредоточения во время тревоги. Самое главное, — как можно скорее покинуть казарму — и в лес.

Тревога как тревога. В последнюю минуту я догнал один из бронетранспортеров. Планшет куда-то запропастился, но я ехал вместе со всеми: не мог же я остаться один в гарнизоне. От бойцов я узнал, что они являются подчиненными поручника Эдварда Роговского. Поразительное стечение обстоятельств! Командир бронетранспортера смотрит на меня равнодушно. Однако, услышав мою фамилию, оживляется. Да, он слышал обо мне, ведь я служил полгода в этом подразделении. Мы сразу же нашли общих знакомых, и завязался разговор. Один из бойцов отрезал толстую краюху хлеба, положил на нее несколько кусков говяжьей тушенки.

— Возьмите, — протянул он мне бутерброд над головами товарищей. — Еда — это самое главное. Стефан, дай кофе!

Второй боец открыл алюминиевую флягу и налил в крышку кофе. Все казалось таким вкусным, как никогда. Бронетранспортер покачивался на выбоинах, замедлял и ускорял ход, объезжал поваленные стволы деревьев, взбирался на возвышенности и притормаживал, спускаясь по склонам. Он был частицей длинной вереницы машин, углубляющейся полевыми дорогами в лесную чащу. Светало, когда мы добрались до указанного нам района. Загнали транспортер в придорожные кусты, замаскировали его ветками. Уставшие бойцы улеглись спать. Бодрствовали только караулы. Места в бронетранспортере для всех не хватило. Поэтому я взял одеяло и лег в папоротнике. Ночь была теплая, день обещал быть жарким. Я опасался только комаров, но тотчас же уснул. Однако спал недолго: кто-то начал тормошить меня. Я защищался, но без особого успеха.

— Вставай, соня! — услышал я над собой знакомый голос.

Я открыл глаза. Возле меня стоял поручник Роговский.

— Хорошо замаскировался. Едва нашел тебя. Думаю, ты приехал сюда не для того, чтобы спать. Иди завтракать.

Я умылся в ручье и, влекомый ароматными запахами, добрался до поляны. Боец в белом халате стряпал что-то у костра. На сковороде жарилась яичница с копченой грудинкой, рядом лежал ржаной солдатский хлеб и стояла кружка горячего кофе. Бодрое июльское утро добавило аппетита. Ели молча. Первым нарушил молчание Эдек:

— Бойцы у меня молодые. Хотел было искупать их в воде, да ничего не вышло.

— Почему?