«Зарево» на высочине(Документальная повесть)

Фаустов бросился вверх по крутому склону горы к перевалу. За ним с трудом поднимались бойцы с тяжелыми тюками взрывчатки. Сыпались камни вниз, с хрипом вырывался из груди воздух. Командир чувствовал, что с каждой минутой у товарищей иссякают силы, но по-прежнему продолжал быстро идти вперед.

Вот и перевал. Начался спуск. Сзади, на дороге, слышались редкие выстрелы, гул моторов.

Фаустов бежал даже когда вступили в лес и начали проваливаться в глубоком снегу. Бойцы уже шатались от усталости. Первым сдался Иван Тетерин.

— Командир, я больше не могу, — глухо проговорил он, опускаясь в снег.

— Что? — чуть ли не зарычал капитан. — Ты что, размазня или партизан? Вставай…

— Не могу, командир…

— Неужели не понимаешь, дурень, что осталось совсем немного? — уже мирным, чуть ли не ласковым голосом сказал капитан. — Скоро будем у Франты Бенеша, лесника… Это наша явочная квартира. Там отдохнем…

И тут, увидев осунувшееся, залитое потом лицо Юрия, проговорил:

— Юрка, радист, не отставать! Еще немного, ребята…

Фаустов тоже задыхался, с трудом вытаскивал ноги из глубокого снега, но шел вперед, прокладывая след.

Юрий уже не представлял, сколько они шли. Перед глазами все плыло, качалось, а рация сбоку, взрывчатка сзади, автомат, спереди давили вниз, к земле.

Странная перемена произошла сегодня с пани Матеновой. Ведь с первых же дней, как здесь в Округлике объявился Франта Бенеш с семьей, она невзлюбила его жену Божену и всю силу своего воинственного характера направила на то, чтобы, как она говорила, «поставить бабенку на место». Все не нравилось ей в этой женщине — и как она моет пол, как воспитывает дочку, как кормит птицу и даже когда встает. «Да разве так хорошая хозяйка да порядочная жена делает?» — то и дело ворчала она. Правда, старик Матена заметил, что его супруга в последнее время ворчит на Божену больше из-за своего упрямства, или по привычке. Она никак не хотела поставить жену младшего лесничего вровень с собой.

Женские перебранки не мешали старшему лесничему дружить со своим помощником Франтишеком Бенешом, и они не раз посмеивались над «кухонными баталиями» между их подругами.

И вдруг — странное дело — сегодня в кухне Бенешевой половины дома появилась дородная пани Матенова и как ни в чем не бывало дружелюбно сказала Божене:

— Ну что же ты, дорогая, не зовешь соседку на помощь? Разве управиться с такой работой одной женщине, да еще молодой! Давай вместе. Я сейчас яичек принесу, сала…

Молодая женщина с минуту удивленно смотрела на соседку, потом радостно улыбнулась. Она не знала, что перед таким удивительным перевоплощением произошел интересный разговор между стариком Матеной и его женой.

— Знаешь, дорогая, кто пришел в гости к Бенешам? — спросил он еще с порога, раздеваясь и вешая форменную фуражку.

— Почему я должна знать? И знать не хочу, — отрезала она. — Каких-то двух немцев — чтоб им провалиться — видела в окно. Пускай другие радуются таким гостям.

— Какие там немцы! Франтишек мне сейчас сказал, что это… это… — Матена наклонился к самому плечу жены, придал как можно больше значительности своим жиденьким усам, — это партизаны…

— Да ну?

— Настоящие партизаны. Русские. Понимаешь, советские партизаны!

Женщина всплеснула руками.

— Почему же они к нам не пришли?

— Что ты все заладила, — почему да почему? — рассердился лесник. — Видно, тебя, старую ворчунью, испугались. Ты б лучше помогла Божене. Она уже из сил выбилась, готовя для людей завтрак.

Спустя полчаса старая женщина уже хлопотала на кухне Бенешевой. Вожена прислушивалась к ее советам, всячески старалась угодить ей. И сердце пани Матеновой растаяло. Кто бы мог подумать, что эти женщины еще вчера сторонились друг друга?

— Смотри-ка, Франта, партизаны мир установили между нашими женщинами, — весело сказал старик Франтишеку Бенешу.

В доме, где только было можно устроиться, спали партизаны. Ночной переход, во время которого было пройдено около двадцати пяти километров, так измотал этих молодых ребят, что они свалились тотчас же, как только оказались в тепле уютного дома. Фаустов также улегся на длинной узкой скамье и, подложив под голову планшет, тихо и как будто настороженно посапывал.

Не спал один Валерий Букин. Ему велел командир часок пободрствовать на всякий случай. А потом в соседней комнате он увидел дочку Бенешевых — девочку лет пяти, крупноглазую, с короткими тоненькими черными косичками.

Валерий присел перед ней на корточках, погладил по головке.

— Тебя как зовут?

— Иржичка, — в тоненьком голоске звучало также любопытство. — А ты кто?

— Я просто дядя. Хожу по лесу.

— Как мой папа?

— Ага…

— Тогда, дядя, давай играть! Я буду прятаться, а ты — искать.

Кто знает, может быть, Валерию в эту минуту вспомнилось, как несколько лет назад они с сестренкой бегали по берегу Волги и прятались друг от друга под рыбачьими лодками, как озоровали дома и затем сидели под старым большим столом в ожидании материнского шлепка. Кто знает… Он вдруг подмигнул девочке.

— Прячься быстрее! Считаю до десяти. Раз, два, три…