Жуков так ласково взглянул Василевскому в лицо, что тот не мог не улыбнуться.
— Умеешь ты, Георгий, ублажить мою смятенную душу. — Александр Михайлович закрыл папку с документами. — Тебя что, снова затребовал к себе верховный?
— Да нет, я занимаюсь своим Западным фронтом, — ответил Жуков, — благо мой штаб неподалеку от Москвы…
Разговор прервала «кремлевка». Звонил верховный.
— Вы еще не уехали на аэродром, товарищ Василевский? — спросил он. — Тогда зайдите ко мне, пожалуйста. Я хочу уточнить, какие силы бросил вермахт на Сталинградское направление и кто командует ими. Есть у вас такие данные?
Начальник Генштаба ответил, что сейчас придет в Ставку и даст справку, а тем временем его самолет подготовят к полету.
Жуков между тем попыхивал папиросой.
— Сталину есть о чем задуматься, — наконец заговорил он, гася папиросу. — Потеря Крыма, поражение наших войск под Харьковом, в Донбассе и под Воронежем. От всего, что случилось на фронтах, можно сломаться или потерять голову. Но с Иосифом это не произошло. Его стойкости можно позавидовать. Он рад, что после тяжкого поражения под Москвой немцы уже не могут одновременно наступать на всех направлениях, как это было в сорок первом по плану «Барбаросса».
— Факт, не могут, — согласился Василевский. — Но верховный сознает, что сил у них еще достаточно, чтобы продолжать войну. Нам еще придется с ними горя хлебнуть.
— Я к этому готов. — Жуков встал, одернул китель. — Ну, будь, Сашко. Поеду в штаб. У меня там важное совещание с командармами. Да, а ты долго будешь в Сталинграде?
— Дня три, а может, больше. — Василевский пожал плечами. — Как решит верховный…
— Ну, чем вы меня порадуете? — усмехнувшись, спросил Сталин, едва Василевский вошел к нему.
В его голосе начальник Генштаба уловил добродушные ноты и от этого сам повеселел. Таким был вождь, когда недавно агитировал его принять должность начальника Генштаба. Он упрямо отказывался, даже заявил, что у него нет данных возглавлять такой сложный военный механизм, как Генеральный штаб. Но Сталин настоял на своем, заверил, что будет ему помогать, только бы работа у него спорилась.
— Ну а если вы и вправду не справитесь с новой должностью, найдем вам замену, — сказал верховный. Впрочем, в это мне что-то не верится, дело у вас пойдет на лад.
Он почувствовал сухость в горле, отлучился в комнату отдыха, находившуюся рядом, в углу кабинета, и вышел оттуда с бутылкой боржоми. Налил себе в стакан и предложил Василевскому.
— С утра в Москве такая жара, что просто нечем дышать, — посетовал Сталин, опорожнив стакан в несколько глотков. — А маршала Шапошникова Бориса Михайловича мне жаль было освобождать от должности начальника Генштаба, — неожиданно заявил он. — Но что поделаешь — заболел человек, а от болезней никто из нас не застрахован.
— У него не так давно случился приступ, и мне пришлось отвезти его домой, — обронил Василевский. — Вызвал ему врача, и, кажется, вовремя. На другой день к вечеру кризис миновал.
— Вон оно что, а я и не знал, — обидчиво произнес Сталин и, глядя в упор на генерала, упрекнул его: — Почему мне не доложили? Вы же были его первым заместителем!
Василевский заметно смутился, отчего на его краснощекое лицо набежала тень, а под глазом забилась тонкая жилка.
— Если честно, товарищ Сталин, я боялся, что, пока буду вам докладывать, Борису Михайловичу станет еще хуже, — признался Александр Михайлович. — Да и сам Шапошников одернул меня, когда я хотел было поднять трубку «кремлевки» и набрать ваш номер. «Не паниковать и товарища Сталина не тревожить!» — резко сказал он. Что мне оставалось делать? Я дал Борису Михайловичу из аптечки две таблетки, чтобы успокоить сердце. Оно у него молотом стучало в груди.
— Впредь, что бы ни случилось, немедленно докладывать мне, понятно?
Сталин строго взглянул на Василевского, и на душе у того похолодело. Он поднялся с места, вытянул руки по швам.
— Слушаюсь, товарищ Сталин! — выпалил он на одном дыхании.
— Ну вот, товарищ Василевский, так-то оно лучше, — уже спокойнее произнес верховный. — Я должен знать обо всем, чем живет наш Генеральный штаб, тем более теперь, когда идет такая война и надо принимать важные решения, от которых порой зависит судьба целых войсковых соединений. И еще в нашем военном деле особенно важна правда. Тут, как говорил Ромен Роллан, нужно любить истину больше самого себя, но своего ближнего больше, чем истину. А я для вас и есть тот самый ближний. — Он неожиданно и по-доброму улыбнулся, потом серьезно добавил: — Вас я ценю, так что не огорчайтесь. Ладно, продолжим наш разговор. Так какие силы бросил враг на Сталинград? Вы говорите, что эти силы в пользу противника?
— К сожалению, это так, товарищ Сталин. — Василевский развернул листок и назвал цифры: — Против Сталинградского фронта враг сосредоточил 250 тысяч человек, почти 800 танков, 1200 самолетов, 7500 орудий и минометов. А соотношение сил такое: по людям — 1,4:1, по орудиям и минометам — 1:1, по танкам — 2:1, по самолетам — 3,5:1 в пользу противника.