Зарево над Волгой

— Товарищ командующий, как только туман спадет, мои орлы поднимутся в воздух!

Ватутин грустно вздохнул.

— Над погодой, Степан Акимович, мы с вами не властны, — сказал он. — Но если небо хоть чуть-чуть прояснится, поднимай в воздух своих богатырей.

— Хорошо, товарищ командующий, — весело отозвался Красовский.

Дал о себе знать и командующий 2-й воздушной армией генерал К. Н. Смирнов, доложив командующему фронтом, что штурмовики будут подняты в небо, лишь исчезнет туман.

Генерала Красовского Ватутин узнал ближе во время советско-финляндской войны, где тот командовал ВВС 14-й армии. А когда в 1940 году Ватутин был начальником Оперативного управления генштаба, а Красовский возглавлял ВВС Северо-Кавказского военного округа, они не раз встречались в Москве. Степан Акимович был знатоком авиации, его дела и помыслы были связаны с ней, и только с ней, и эта черта его характера особенно пленяла Николая Федоровича. И теперь он не сомневался, что летчики Красовского в сражении проявят себя. В разгар контрнаступления так оно и было. (В 1945 году генерал С. А. Красовский стал Героем Советского Союза, а в 1959 году — маршалом авиации. — А.З.) Под стать ему был и генерал Смирнов Константин Николаевич, еще до войны командовавший 2-м авиакорпусом.

Между тем сражение разгоралось. Враг оказывал упорное сопротивление, но не смог устоять против танковых атак генерала Романенко. На КП фронта из армий и корпусов поступали доклады, они радовали Ватутина и всех, кто находился в штабе фронта.

— Вот разошелся Романенко, а? — улыбнулся Ватутин, глядя на карту, где начальник штаба отмечал путь продвижения 5-й танковой армии. — Его танки крушат все на своем пути. Хороший темп атаки!

Николай Федорович включил связь с командиром танковой армии и тотчас услышал далекий, но четкий голос генерала Романенко.

— Как обстановка, Прокофий Логвинович? — спросил командующий. — Немцы бросили в бой свои танки — сколько их?

— Много, Николай Федорович, бьем по ним прямой наводкой. Правда, пришлось чуток сбавить ход.

— А вот делать это нежелательно. Чем быстрее будешь продвигаться, тем меньше будет шансов у врага подбросить против твоей армии подкрепление, — спокойно, но твердо заявил Ватутин.

— Вас понял, исполняю!.. — глухо отозвался Романенко.

Прошло не более двух часов после того, как наши танки ринулись в атаку, и три танковые дивизии 5-й танковой армии прорвали первую позицию главной обороны врага и продвинулись в глубину на несколько километров, другие дивизии завязали тяжелые бои и наступали медленно, что, естественно, волновало командующего фронтом.

— На их пути встали вражеские танки, — сказал начальник штаба генерал Стельмах. — Я только что связывался по радио с двумя комдивами.

— Вот это известие для меня, что нож в сердце! — с горечью воскликнул Ватутин. У него от напряжения даже покраснело лицо, а глаза загорелись. — Нам надо во что бы то ни стало прорвать всю тактическую зону обороны врага, — горячо продолжал Николай Федорович. — Командарм Романенко многое сделал для этого, но не все. Я думаю, что пора вводить в сражение два резервных танковых корпуса — 1-й генерала Буданова и 23-й генерала Родина.

— Пожалуй, это для нас единственный выход! — согласился начальник штаба Стельмах.

— Отдавай им приказ! — коротко бросил Ватутин.

— Есть! — Стельмах поспешил к рации, по которой держали связь с корпусами.

Ватутин от напряжения вспотел. Перед началом операции на КП фронта прибыл представитель Ставки генерал Василевский. Он-то и посоветовал Николаю Федоровичу, чтобы танки Романенко не вели атаку противника в лоб, а клиньями охватывали вражескую оборону. Тогда враг будет вынужден оттянуть свои силы с центра и в его обороне появится брешь.

— Вот в эту брешь и бросай танки, — говорил Василевский. — Расширяй эту брешь. У вас ведь есть для этого два резервных танковых корпуса — вот и действуй…

«Я так и сделал, два танковых корпуса введены в сражение, — отметил про себя Николай Федорович. — Лишь бы они не оплошали!»

Но опасения командующего были напрасны. Танковые бригады этих двух корпусов с ходу сломали оборону врага и за день продвинулись на 20 километров. Противник бросал в атаку свежие части, но безуспешно. Особенно дерзко уничтожали врага экипажи танков 26-го танкового корпуса, 3-й и 8-й кавалерийские корпуса. В районе Распопинской было окружено 5 румынских дивизий. Почти целиком они сдались в плен. Получив это сообщение от командарма Романенко, Ватутин весело произнес:

— Хороший улов! — Он подозвал к себе начальника штаба генерала Стельмаха: — Григорий Давидович, запроси, пожалуйста, как дела у командарма 21-й генерала Чистякова: что-то он молчит.

— Молчание — золото, — усмехнулся Стельмах и тут же добавил: — Я только что собрался звонить ему…

— Ладно, я сам переговорю, а ты позвони генералу Красовскому. Туман заметно рассеялся, небо посветлело — поднял ли он в бой свою авиацию?

Ватутин тут же связался по радио с Чистяковым. На его вопрос, как протекает атака, из динамика, висевшего над столом, донесся голос командарма: