Зарево над Волгой

Поздно вечером на КП прибыли заместитель Председателя СНК СССР нарком танковой промышленности Малышев и секретарь Сталинградского обкома ВКП(б) Чуянов. У генерала Еременко уже находились представитель Ставки генерал-полковник Василевский и член Военного совета фронтов Хрущев. Командующий встретил Малышева вопросом, нет ли на тракторном заводе еще хотя бы с полсотни танков Т-34.

— Могу вам доложить, Вячеслав Александрович, что немцы вплотную подошли к северной окраине города. — Еременко говорил неторопливо, но твердо. А Малышев, склонив голову чуть набок, молча слушал его. — Теперь они могут из орудий вести обстрел тракторного завода. Я уже не говорю о том, что враг перерезал две железнодорожные линии, по которым шли эшелоны с войсками и боевой техникой.

То, о чем сказал командующий, словно бы предупреждая наркома об опасности, нисколько не смутило Малышева. На его полном, слегка загорелом лице даже появилась улыбка. Он заявил, что через два-три дня Андрей Иванович может получить на заводе еще два десятка машин, их ремонт заканчивается. Но если немцы станут сильно бомбить или обстреливать завод, то вряд ли удастся помочь с танками.

— Кстати, Андрей Иванович, немало рабочих ушло в истребительные батальоны, — напомнил Малышев генералу Еременко. — Их вооружили противотанковыми ружьями и бутылками с зажигательной смесью, и, как мне сказал директор завода, они уже участвовали в боях на северной стороне Сталинграда.

— Это мы их вооружили, — вмешался в разговор Чуянов. Он перевел взгляд на представителя Ставки Василевского. — Я бы хотел поставить вопрос об эвакуации важного промышленного оборудования заводов и фабрик города за Волгу, а те, что не успеем увезти, подорвать.

— Дело это нехитрое: заложил взрывчатку и поджигай бикфордов шнур, — подал реплику Хрущев. — Не рано ли делать это?

Все ждали, что скажет начальник Генштаба. Василевский, однако, был краток:

— Вопрос государственного значения, и его следует согласовать со Ставкой.

— Ну а ваше-то мнение каково? — не унимался Чуянов.

— Я бы на этот счет не торопился, — подчеркнул Александр Михайлович. — Боюсь, что это вызовет панику в городе, особенно среди населения.

— Тогда надо звонить товарищу Сталину, — настаивал Чуянов. — Я ведь забочусь о городе, его людях, а не о собственной персоне, — с обидой в голосе добавил он.

— Хорошо, я, как командующий фронтами, сейчас это сделаю, — заявил Еременко.

Он поднял трубку телефона ВЧ, и все услышали громкий, чуть с грузинским акцентом голос вождя:

— Слушаю вас, товарищ Еременко! Что, наверное, опять станете просить резервы? — В его словах послышалась насмешка.

— Нет, товарищ Сталин, — жестко ответил Еременко. — Да и чего просить, если танки и самолеты у вас на особом счету? — После паузы командующий продолжал: — У меня тут на КП находятся товарищи Малышев, Василевский, Чуянов и Хрущев. Мы обсуждаем обстановку под Сталинградом, да и в самом городе. Секретарь обкома ставит вопрос об эвакуации ряда предприятий за Волгу, а то, что не сможем увезти, взорвать. Естественно, сюда входит и тракторный завод.

Слышно было, как верховный откашлялся, потом произнес громче обычного:

— Я не берусь обсуждать этот вопрос. Но если начнете эвакуацию и минирование заводов, то эти действия будут поняты как решение сдать Сталинград. Поэтому ГКО запрещает вам делать это. — Он попросил Еременко дать телефонную трубку Василевскому, что и было сделано. — Товарищ Василевский, вы что, сами не могли распорядиться?

— Не мог, товарищ Сталин, — резко ответил начальник Генштаба. — Это не в моей компетенции, да и полномочиями на этот счет вы меня не наделили, хотя свое отрицательное мнение я высказал. Этот вопрос решать вам, а вот к выполнению ваших указаний я приложу максимум сил.

«Битый пес, его на мякине не проведешь», — усмехнулся в душе вождь и необычайно тепло подумал о представителе Ставки.

Казалось, верховный не обратил внимания на его последние слова, потому что прервал вопросом:

— Какова ситуация под Сталинградом на данный момент?

— Опасная ситуация. Немцы бросают в сражение максимум сил, чтобы захватить город, — напрямую заявил Василевский. Верховный прежде всего и ценил его за правду, хотя порой она была горькая для него. — Наши войска с боями отходят под напором танков и авиации. Сегодня вечером Сталинград бомбили более шестисот самолетов, забросали его фугасными и зажигательными бомбами так, что весь пылает. Подробности доложу вам завтра, к восьми утра, как и полагается.

— Хорошо, товарищ Василевский, — угрюмо отозвался верховный. — На помощь я пришлю в Сталинград вашего коллегу. — И он положил трубку.

На какое-то время в комнате командующего повисла напряженная тишина. Потом Еременко спросил у Василевского, кто такой «ваш коллега».

Василевский вдруг почувствовал прилив раздражения, у него задергались тугие скулы, но он и виду не подал, что вопрос вывел его из равновесия.

— Я полагаю, что речь идет о генерале армии Жукове, — сказал он.