Заря

Решив, тут же принялся действовать. Очень хотелось Федору Васильевичу доказать колхозникам, что не ошиблись они, избрав его председателем. И напрасно многие смотрят на него как на деспота.

Для постройки гидростанции нужно было срочно изыскать средства, лесоматериалы и рабочую силу. Ну, о последнем Федор Васильевич особенно не беспокоился: у него все пойдут строить.

Находились и средства. Не очень надеясь на скорое получение ссуды, Бубенцов для начала решил «прижать всех должников», а таких у колхоза «Заря» было немало.

— Все вернут. А для тех, кто не захочет, есть народный суд. Колхозная собственность священна. Так или нет, Машунька?

— Об этом и в газетах пишут, что священная, — поддакивала жена.

Хуже обстояло дело с лесом, вернее — с доставкой леса. Но и тут Бубенцов нашел выход. Он съездил в участковую контору строительства новой железнодорожной ветки, прокладывавшейся неподалеку от села, и предложил начальнику такое дело: колхоз выделит строительству для подвоза щебенки сначала восемь подвод, а после подъема пара — восемнадцать, ну, а взамен железнодорожники доставят колхозу в самый кратчайший срок весь занаряженный в соседней области лес.

Но и об этих переговорах Бубенцов пока никому не говорил: требовалось еще согласие управления дороги. Чего же хвастать раньше времени. И только очень просил Ивана Григорьевича Торопчина лично проверить всех лошадей и подправить их на зеленых кормах.

— Я вижу, ты никому не доверяешь, Федор Васильевич, — пошутил как-то Торопчин. — Неужели и меня подгонять надо?

— Не в том дело, Иван Григорьевич. Вот узнаешь мои планы, тогда поймешь, почему беспокоюсь, — ответил Бубенцов.

— Постой, а почему же ты не хочешь, чтобы вместе мы беспокоились? Зачем забор ставишь там, где он никак не нужен, отгораживаешь от себя людей? В этом, Федор, твоя ошибка. И не пустяковая!

Вначале Иван Григорьевич говорил и предостерегал Бубенцова от «единоличной повадки» как друг. Потом уже как секретарь партийной организации предложил председателю колхоза рассказать о своих планах и действиях правлению и партийному бюро, на что Федор Васильевич сказал:

— Слова не колеса. На них дело не покатится.

Фраза прозвучала коротко и хлестко. Но Торопчину сравнение показалось неуместным, и он возразил Бубенцову не резко, но серьезно:

— Так и колхоз ведь не телега — куда захотел председатель, туда и покатил. Ты прочитай-ка еще раз устав. Его, Федор Васильевич, умнее нас с тобой люди разработали.

И снова последнее слово осталось за Иваном Григорьевичем.

Мчится Федор Васильевич на своем мотоцикле по никем не вымеренной степной дороге. Бешеную развил скорость, на разве уйдешь от справедливых упреков Торопчина? Оттолкнул своего друга, умчался от него, но убедить в том, что поступает правильно, даже сам себя Федор Васильевич не может. Рассудок как будто бы соглашается, а совесть — нет!

А впереди на дороге уже показались подвода и две сеялки. Догнал все-таки, не ушли!

— Смотри, наш Федор Васильевич опять куда-то наладился, — всматриваясь, сказал Петр Аникеев. — Эх, и гонит!

— Не за нами ли, часом? — обеспокоился Ефремов. — Может быть… передумали ваши.

— Ну, навряд, — возразил Аникеев. Однако встревоженно переглянулся с Никитой Кочетковым.

Оба комсомольца тоже обеспокоились. Знали хорошо своего председателя. Потом Аникеев склонился к Кочеткову и шепнул:

— Возвращаться, Никита, не будем. Понял?

— Ни в коем разе! — громко подтвердил Кочетков.

— Что такое? — Ефремов повернулся к комсомольцам. На его широком, добродушном, помеченном редкими оспинами лице отразилось большое волнение.

Но комсомольцы ничего не ответили, потому что мотоцикл уже поравнялся с подводой. Бубенцов сбавил скорость и двигался по самому краю дорожной канавы, не обгоняя и не отставая. Как всегда, форменная фуражка танкиста у Федора Васильевича была надвинута очень низко, и сидящие на подводе не видели его глаз. Ждали слов, окрика. Но Бубенцов молчал. Так длилось, может быть, минуту, а может быть, пять.

Пугливо сторонилась от урчащего и постреливающего выхлопами мотоцикла запряженная в сеялку молодая кобылка, всхрапывала, косила лиловым, немигающим глазом. Если бы не упряжка, рванулась бы она в сторону, перемахнула канаву и понеслась бы, распушив по ветру хвост и отбрасывая комья земли по реденькой еще зелени озимых.

Недоброе чувствовали в молчании Бубенцова и Ефремов и комсомольцы. Очень тягостно стало всем троим. Ну, что Бубенцов молчит, чего смотрит? Уж выругался бы, что ли!

Но Федор Васильевич так и не сказал ни слова. Отвернулся, проехал еще немного рядом, потом включил скорость, резко прибавил газ и, как вихрь, умчался вперед по дороге.

4

Позднее Бубенцова видели в районном центре.

Сначала около райкома. Здесь он простоял довольно долго, не сходя с мотоцикла, упершись здоровой ногой в дорожную колею. Смотрел то на здание райкома, то вдоль улицы. Обдумывал что-то.

К мотоциклу осторожно подобрались два малолетних паренька и шершавая собачонка. Все трое с почтительным ожиданием уставились на Бубенцова. Собачонка даже поставила торчком одно ухо и пискнула.