Хотя — какой смысл беспокоиться об отступлении? Я невольно вздохнул. Если продержимся сегодняшний день, нам будет уже неважно, насколько далеко мы от замка.
Я выехал во главу отряда, вскинул меч и крикнул:
— Вперед, к победе!
Солдаты разразились одобрительными восклицаниями, и армия двинулась на юг.
Когда мы подошли к опушке, из леса бесшумно хлынули вражеские войска — поток адских тварей, вооруженных пиками. Их кавалерии пока было не видать, но я знал, что она где-то поблизости. Мы не могли дожидаться ее появления — наши лучники оказались бы под ударом первой волны нападающих.
— Лучники, готовсь! — скомандовал я, и горнист тут же повторил команду.
Наша передняя шеренга припала на колено, давая лучникам возможность выстрелить.
— Пли! — крикнул я.
Лучники дали залп. Над полем пронесся рой стрел. Передние ряды адских тварей полегли почти полностью, но из-за деревьев появлялись все новые и новые враги — бесконечным черным потоком.
Лучники продолжали стрелять, но адских тварей было слишком много. На месте каждой упавшей появлялось пять, и все они бежали на нас. А потом за их спинами показались размеренно приближающиеся всадники на огнедышащих конях.
Первые твари добрались до наших рядов.
— Пикинеры к бою! — скомандовал я горнисту.
Горнист протрубил сигнал, и наши лучники отступили. Строй пикинеров двинулся вперед, оглашая воздух яростными боевыми кличами. Лучники принялись стрелять навесом, поверх голов, по дальним рядам адских тварей.
— Придержите стрелы для их кавалерии! — крикнул я. — По лошадям стрелять только наверняка!
Основная масса противников сошлась в поле, образовав жуткую мясорубку. В бою уже схлестнулись десятки тысяч.
Наши лучники продолжали стрелять, хотя и не так часто, но нашу кавалерию я пока оставил в резерве. Кони нетерпеливо фыркали и рвались в бой.
— Спокойно… — пробормотал я. — Спокойно… Постепенно адские твари начали одерживать верх. Половина моих солдат погибла, а вторую половину теснили превосходящие силы противника. Лучники начали отступать; им уже трудно было выбирать цели. Я понял, что пора пускать в ход кавалерию.
— Труби атаку! — приказал я, вскидывая меч. Пропела труба, я пришпорил коня и ринулся в бой, а за мной — мои кавалеристы.
Потом все потонуло в водовороте боя. Я видел, как падали лошади и всадники — и наши, и вражеские, — и их рубили на куски. Но я продолжал драться и убивал адских тварей десятками. Солдаты начали собираться вокруг меня, и соединенными усилиями мы проложили широкую просеку во вражеских рядах. Я выкрикивал боевой клич и горячил коня. Я дрался так, как не дрался еще никогда в жизни. Я был в крови с головы до ног. Я рубил железо и плоть, я убивал врагов, разрушивших мою жизнь, отнявших у меня любовь и дом, — и я был пьян горячкой боя.
А потом все закончилось — как-то внезапно. Протрубили вражеские горнисты; адские твари развернулись и принялись отступать. Лучники стреляли им в спину, выкашивая их десятками и сотнями. Солдаты разразились радостными воплями.
Я обмяк в седле. На губах моих играла безумная улыбка. Я был вымотан до предела. А потом я оглядел поле боя. Повсюду грудами валялись трупы — и людей, и адских тварей.
Руки мои дрожали, а голова раскалывалась от боли. Никогда еще я так не уставал.
Но при всем при том меня переполнял восторг. Мы выиграли эту небывалую битву! Мы потеряли две трети своих людей убитыми и раненными, но мы одержали победу! А враг потерял вдвое больше солдат, чем мы!
Солдаты принялись скандировать мое имя, словно боевой клич: «О-бе-рон! О-бе-рон! О-бе-рон!»
Я вскинул меч и выпрямился.
— Возвращаемся в лагерь! — скомандовал я. — Забирайте наших раненых и мертвых!
Солдаты, сохраняя все то же приподнятое настроение, рассыпались по полю. Они собирали раненых людей и добивали адских тварей, подававших признаки жизни.
Я понял, что в этой войне пленных не будет.
К тому времени, как мы смогли пуститься в обратный путь, ко мне прискакали гонцы с новостями. Новости были нерадостные. Отряд Локе одержал решительную победу, но сам Локе был серьезно ранен. Адские твари стащили его с седла и бросили под копыта своих коней. Солдаты отбили его и принесли обратно в лагерь. Сейчас Локе лежал у себя в шатре и над ним хлопотали врачи.
Впрочем, это еще можно было назвать хорошими вестями.
А вот отряд Дэвина был разбит. И сам Дэвин обратно не вернулся. Он остался лежать где-то на поле боя, среди восемнадцати тысяч других погибших.
Услышав это, я развернул коня и поспешил к Локе. Я растолкал врачей, хоть они и вопили, что генералу необходим покой, и опустился на колени рядом с койкой.
Голова Локе была перевязана, и через бинты уже проступила кровь.
— Локе! — позвал я. — Это я, Оберон.
Веки Локе дрогнули, и он открыл глаза, а потом медленно повернул голову, хотя видно было, что это движение причинило ему сильную боль.
— Что нового? — прохрипел он.
— Мы победили, — ответил я. — Во всяком случае, сегодня.
Локе улыбнулся — и умер.