Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

В. В. Каширин наследовал энергию обоих родителей, смелость отца, практический ум, но также злобный характер матери. Это – типичный активный выдвиженец. Сам он говорит про себя внуку: «Меня, Олёша, так били, что ты этого и в страшном сне не увидишь… А что вышло? Сирота, нищей матери сын, я вот дошел до своего места, – старшиной цеховым сделан, начальник людям»…

Свою карьеру он начал тем, что «в молодости сам, своей силой супротив Волги баржи тянул… Трижды Волгу-мать вымерял… А на четвертый год уже водоливом пошел, – показал хозяину разум свой». И бабушка гордилась в то время своим женихом: «Заметный парень был: двадцать два года, а уж водолив». Выдвиженец быстро продвигается дальше. В. Каширин переходит в город (Н. Новгород), устраивает красильную мастерскую, богатеет. Ко времени брака дочери он достигает вершины своей карьеры. «Дедушка-то наш о ту пору богач был, – рассказывает бабушка, – дети-то еще не выделены, четыре дома у него, и деньги, и в чести он, незадолго перед этим дали ему шляпу с позументом, да мундир – за то, что он девять лет бессменно старшиной в цехе сидел, гордый он был тогда»…

Внук уже не застал деда в славном периоде интенсивной работы. Старику было около 80 лет, когда у него поселился Алеша. По внешности это был «небольшой сухонькой старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородой, с типичным носом и умными хорошими глазами». И хотя он был еще бодр, но с годами, естественно, сильно опустился. Были крупные хозяйственные неудачи, тяжелые и страшные невзгоды с сыновьями. Дед всегда был крутого нрава, а тут совсем озлобился. Он часто зверски избивал Алексея, смертным боем бил сыновей, работника и даже старуху-бабушку. Пьяницей, однако, по-видимому, не был. По крайней мере, М. Горький не отмечает, чтобы он когда-либо видел деда пьяным.

Неудивительно, что личные впечатления внука были самые отрицательные. И недаром бабушка неоднократно предостерегала его не судить о деде по этим впечатлениям. «Он ведь раньше-то больно хороший был, дедушка наш, да как выдумал, что нет его умнее, с той поры и озлился и глупым стал». «Дедушка, когда хотел, так хорошо говорил, это уже после, по глупости стал на замок сердце запирать».

Но смышленый и чуткий не по годам внук и сам порою умел разбирать, что осталось хорошего в его злом деде. Чудесно описана сцена, как дед, только что в первый раз жестоко избивши Алешу, пришел с ним мириться. После его первых слов, несмотря на то что он принес гостинцы и игрушку, внуку «очень хотелось ударить его ногой, но было больно пошевелиться». А потом дед стал рассказывать о своей молодости, о жизни бурлаков на Волге… Рассказывал он великолепно, художественно. «Говорил он и быстро, как облако, рос в глазах внука, превращался из маленького сухого старика в человека силы сказочной, – он один ведет против реки огромную серую баржу». Беседа затянулась до вечера, и дед покорил детское сердце. Во время этой долгой беседы в комнату, где лежал на постели изувеченный мальчик, несколько раз заглядывали, но внук просил: «Не уходи», и дед, усмехаясь, отмахивался от людей. И когда наконец ушел, ласково простясь, Алеша «знал, что дедушка не злой и не страшен».

Когда я читаю эту удивительную сцену, приходит в память другая сцена из Шекспира, когда Ричард III покоряет сердце королевы Анны над гробом убитого им ее мужа. Здесь нет той красивой рыцарской обстановки, но характер – генотипы – очень близки. Различие в пользу Каширина: он искренен, по-своему любит внука, а в искренности любви Ричарда еще можно сомневаться.

Впрочем, дед не всегда был искренним и, как человек практического ума, считал постоянную искренность недостатком. Он сам учил внука: «Будь хитер, это лучше, а простодушность – та же глупость, – понял? Баран простодушен»…

Внук прислушивался к советам умного деда. Мальчик задумал как-то устроить себе хижину в саду, в яме. Дед увидел, похвалил ловкую работу, сам помог, обещал посадить вокруг подсолнухи, мальвы и закончил советом: «Это очень полезно, что ты учишься сам для себя устраивать лучше». – «Я очень ценил его слова», – говорит по этому поводу М. Горький.

Образования старик Каширин не получил никакого, но грамоту знал хорошо, по крайней мере славянскую. Ей сам и обучил внука. Сцена, когда суровый дед учит внука азбуке и оба стараются перекричать друг друга, художественно-красива: такого старика нельзя назвать злобным. Хорошо понимал необходимость учения, ежедневно читал книги, преимущественно духовные, и очень бережно относился к ним.

Будучи уже восьмидесяти лет, В. В. Каширин сам вел свои хозяйственные дела, помогал сыновьям устраивать мастерские и сам был готов, отдав им свое дело, открыть новую красильную мастерскую. Но неудачные спекуляции поглотили его состояние, он мало-помалу совсем обнищал, опустился, стал жалким скрягой, попрошайничал и кончил жизнь полусумасшедшим нищим. «Когда бабушка успокоилась уже навсегда, дед ходил по улицам города нищий и безумный, жалостно выпрашивая под окнами: «Повара мои добрые, подайте пирожка кусок, пирожка-то мне бы. Эх, вы-и»…

Но характеристика опустившегося 90-летнего старика нас здесь не может интересовать. Она любопытна только с точки зрения патологии старости, как пример старческого разложения психики. Отыскивать здесь те или иные проявления генотипа было бы слишком трудно и неосторожно.

Максим Горький долго останавливается на религиозности своего деда и в анализе его ищет указаний на основные черты его характера. Мне кажется, однако, что и здесь следует сделать поправку на возраст. В известной среде к 80 годам старик обычно становится особенно религиозным, хотя бы в расцвете сил он самым равнодушным образом относился к религии. Но, конечно, врожденные особенности природы каждого человека не могут не наложить отпечатка на характер старческой религиозности. Впрочем, может быть, в данном случае религиозность была теснее связана с характером В. В. Каширина: ведь псалтир-то он, конечно, выучил наизусть в молодости. Внуку очень не нравился сухой формализм религии деда, чтение затверженных молитв с боязнью опустить какое-либо положенное слово. «Дедов Бог вызывал у ребенка страх и неприязнь: Он не любил никого, следил за всем строгим оком, Он прежде всего искал и видел в человеке дурное, злое, грешное. Было ясно, что Он не верит человеку, всегда ждет покаяния и любит наказывать»…