Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Убедимся, насколько близко подошел Дарвин к проблеме группового отбора. «Когда два племени первобытных людей, живущих в одной стране, сталкивались между собой, то племя, которое (при прочих равных условиях) заключало в себе большее число храбрых, верных и преданных членов, всегда готовых предупреждать других об опасности и защищать друг друга – без всякого сомнения должно было иметь больше успеха и покорить другое». Однако во времена Дарвина и даже во времена П. Кропоткина популяционная генетика человека еще не существовала. Поэтому, пойдя дальше, Ч. Дарвин не нашел точного ответа на вопрос: Каким образом в пределах одного племени известное число членов было впервые наделено подобными общественными и нравственными качествами, и как поднялся впервые уровень развития? «Возникает дилемма. Тот, кто готов скорее пожертвовать жизнью, чем выдать товарищей, чему известно столько примеров между дикарями, часто не оставляет потомков, которые могли бы наследовать его благородную природу. Наиболее храбрые люди, идущие всегда впереди на войне и добровольно рискующие жизнью для других, должны вообще гибнуть в большем числе, чем другие» (с. 176).

Более того, по Томасу Гексли, «так называемая доброта или добродетель заключается в поведении, абсолютно противоположном тому, которое приводит к успеху в космической борьбе за существование». Вот этот-то факт избирательной гибели морально лучших, по-видимому и привел Ч. Дарвина к выводу о наследовании благоприобретенных признаков: «…добродетели запечатлеваются в чувственной организации привычкой, воспитанием и примером в продолжение нескольких поколений в одном и том же семействе, и, в меньшей или ничтожной степени, тем, что личности, отличавшиеся этими качествами, имели наилучший успех в борьбе за существование» (курсив наш. – В. Э.). Но, как мы теперь видели, это объяснение – ненужное. Не хватало очень немногого: генетической теории группового отбора, как отбора, ведущего к результатам прямо противоположным отбору индивидуальному и, может быть главное, – того, что весь ход антропогенеза, удлинение срока зависимости детенышей, весь ход церебрализации, сконцентрировал отбор на превращении наших предков в суперсоциальные существа, с этическими эмоциями.

Естественный отбор вызывал такие перестройки наследственности, на основе которых у человека складывалась восприимчивость к определенным эмоциям и этическим началам, способность к этическим оценкам, к восприятию этических оценок, более того, потребность в этических оценках, и трудно найти негодяя, который не имел бы самооправдывающей программы.

Один из крупнейших эволюционистов-генетиков нашего времени, Добржанский, прямо указывает: «…вполне допустимо, что эволюционные процессы могут создавать этические коды, которые при некоторых условиях могут действовать вопреки интересам отдельных индивидов, но зато помогают той группе, к которой эти индивиды принадлежат».