Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

Сказать, что человек ищет легкого – значит оклеветать его. Трудностей, самоотвержения, мученичества, смерти – вот чего жаждет сердце человека.

Т. Карлейль

...

Девушка. «Все люди – негодяи».

Ученый. «Не надо так говорить. Так говорят те. кто выбрал себе самую ужасную дорогу в жизни. Они безжалостно душат, давят, грабят, клевещут: кого жалеть? ведь все люди негодяи!»

Евгений Шварц, «Тень».

Необходимо перейти от «вульгарной» преступности к той, которая заставляет особенно остро сомневаться в природной этичности человечества.

Существует преступность, уголовно обычно не наказуемая, но таящая в себе огромную социальную опасность: это появившийся задолго до Дарвина социал-дарвинизм «избранных», для которых окружающие лишь объект и средство самоутверждения. Эти избранные иногда откровенничали: «Если бы народы знали, из-за чего мы воюем, никогда не удалось бы устроить хоть одну приличную войну» (Фридрих II). Наполеону, великому патриоту сначала Корсики, потом Франции, в период своей послетермидорианской безработицы попросившемуся даже на службу к русскому царю, принадлежит изречение: «Что значит для такого человека, как я, какой-нибудь миллион человеческих жизней?» Случайно ли, что его первыми министрами стали самые коварные люди эпохи – Тайлеран и Жозеф Фуше? («На первый взгляд, ни один из этих схваченных на лету обликов Фуше не похож на другой. С некоторым трудом представляешь себе, что тот же самый человек, с той же кожей и с теми же волосами, был в 1790 году учителем монастырской школы, а в 1792 году уже реквизировал церковное имущество; в 1793 году был коммунистом, а пять лет спустя стал миллионером и через десять лет герцогом Отрантским». – С. Цвейг, «Жозеф Фуше».)

Позволим себе еще одно свидетельство американского ученого Андреского: «Правители, по собственной инициативе принимающиеся за агрессию, руководствуются главным образом стремлением к власти, славе, к господству над противником; война может быть развлечением для черствого деспота. Людовик XIV – упомянем лишь один из бесчисленных примеров – начинал войны со скуки, не подвергая себя при этом, разумеется, ни малейшим опасностям или лишениям. В противоположность современным деспотам он был на этот счет совершенно откровенен».

В феодальном, частнособственническом, эксплуататорском обществе социальный отбор быстро выносит захватчиков и их пособников на такие позиции, откуда они действуют на тысячи «низших», где они видны тысячам «низших». Эти «высшие» и их дела, будь это Жиль де Ретц, король Людовик XV, Гитлер или «высшие» несколькими разрядами менее видные, свои примером, к сожалению, сформировали и отчасти сегодня формируют представление о человечестве в целом гораздо сильнее, чем капитаны Тушины или миллионы людей, живущие в рамках «трафаретной» человеческой этики.

Но подлинный поступательный ход истории, ее истинный прогресс создается отнюдь не тираническими фигурами, не гестаповцами, шагающими по трупам, а тружениками, которые работают, кормят и чаще черепашьими шагами, а иногда и скачками творят необратимое – добавляют в сокровищницу человечества все новые и новые крупицы знаний, умений, мыслей, идей. Именно эти миллионы тружеников, продолжателей человеческого рода, хранителей и передатчиков наследственных задатков гуманности определяют прогресс человечества.

Казалось бы, популярность инквизиции, гитлеризма доказывает всесильность «воспитания» и отсутствие наследственной детерминированности совести. Но все эти насильственные идеологии преподносились народам в обманной облатке справедливости, а жестокие средства оправдывались высокой целью. Главное же заключается в том, что во всех случаях предварительно пришлось уничтожить свободу совести, свободу слова, печати, собраний, тайну голосования – словом, прежде всего лишить народ возможности узнавать правду и навязывать ему свою злостно-лживую, многолетнюю, массовую и всепроникающую систему дезинформации: обмана с амвона, через печать, радио, театр и кино.