Заря приходит из небесных глубин

Мы должны были по очереди выполнять наряд по смене подстилок и обеспечивать ночную охрану конюшен. До сих пор в ушах стоит стук копыт в стойлах о боковые перегородки между лошадьми, которым порой не нравилось их соседство. У меня от того времени сохранилась в качестве сувенира (скромная кража) жестяная бляха виде в полумесяца с надписью «Вне строя», которую вешали на боксе лошади, которая из-за раны на холке или воспаления лимфатических сосудов становилась временно непригодной к работе. Я повесил эту табличку на двери своего кабинета в загородном доме, но, признаться, она мало кого по-настоящему отвратила от того, чтобы меня беспокоить.

Если лошади ранили себя, то и люди тоже. Уроки вольтижировки и прыжки без стремян через препятствия порой заканчивались для нас ссадинами на ляжках или седалище, и мы лечились, капая на рану сало с зажженной свечи.

Сельская местность и лес вокруг Рамбуйе были прекрасны, и наши упражнения снаружи проходили в рыжине осени, оживленной пролетами фазанов из президентских охотничьих угодий.

Памятный день — нам выдали сабли! Поверят ли мне, если я скажу, что был обучен атаковать конным строем? Да-да, тактика Ланна и Мюрата! Да, тяжелый галоп, как при Решоффене! Мы были в восторге, хотя упражнение это небезопасное. Всякий раз кто-то оказывался в санчасти или госпитале, поскольку нам полагалось кричать, выставив саблю наголо, чтобы произвести впечатление на предполагаемого противника, что пугало лошадей и ускоряло их галоп. Нам с трудом удавалось удерживать их в последовательных рядах, и каждый запросто мог оказаться насаженным на клинок скачущего сзади всадника. Но разве не восхищались мы героизмом польских улан, которые в эти недели по-настоящему атаковали, хоть и безрезультатно, немецкие танки? О да! Я и в самом деле познал последнюю из древних войн!

Это упражнение былых времен оказалось полезным по крайней мере одному из моих друзей, Пьеру Шамбри, который во время разгрома 1940 года, оказавшись на мушке у вражеского пехотинца, ринулся на него, выставив саблю вперед. Того это так поразило, что он забыл выстрелить. Шамбри нанес ему удар острием в грудь, а потом, вспомнив, чему нас учили, отпустил рукоятку сабли и выдернул ее за темляк, чтобы не сломать себе запястье.

С людьми случается то, что на них похоже. В самом конце войны, на Атлантическом побережье, где немцы попали в один из «котлов», Шамбри, по-прежнему верхом, примет саблю пришедшего сдаться немецкого офицера. Сцена совершенно символическая для человека, который станет одним из первых наездников Франции, одним из лучших мастеров верховой езды и самых замечательных ее рисовальщиков.

Рамбуйе был очаровательным городком, еще далеким от Парижа и провинциальным, который жил в ритме своего гарнизона. Ресторанчики тут были приятны. Тот, что располагался в гостинице «Козочка», прямо напротив казарм, стал для нас местом сбора в короткие часы увольнительных, в конце дня. Если мне нужно представить себе совершенный образ курсанта, то я вспоминаю облокотившегося о барную стойку Франсиса Моле-Вьевиля, который по результатам учебы станет лучшим из нашего выпуска. Худощавый, сухопарый, любезный и уверенный в себе, этот будущий председатель коллегии адвокатов и член конституционного совета восхищал нас своими сапогами, великолепно облегавшими его петушьи икры, и кожаной сумочкой, в которой помещалось радио. Его портативный приемник казался нам верхом элегантной современности. Благодаря этой вещице Франсис сообщал нам новости.

Несмотря на своих улан, Польша была расчленена. В конце октября Гитлер предложил Франции и Англии план мирного урегулирования. Теперь, когда Польша, нежизнеспособная, по его мнению, нация, была разделена между Германией и Россией, он уже не видел причин для продолжения боевых действий. Даже великодушно не заявлял притязаний на Эльзас и Лотарингию. Его предложение осталось без ответа. Но мы по-прежнему не сдвинулись с места.

Коммунистическая партия во Франции, чья зависимость от Москвы становилась по-настоящему невыносимой, была распущена, и человек тридцать ее депутатов арестованы. Вот и все, что мы совершили для оказания помощи несчастной Польше. Объявили ради нее войну, которую не вели.

Задавался ли наш генеральный штаб вопросом: а не будет ли тактика подвижной, молниеносной войны, так быстро одержавшей верх над Польшей, применена и против нас? Ну нет, это же были поляки. Французская армия — совсем другое дело. У нас ведь есть линия Мажино, эта длинная непреодолимая преграда вдоль немецкой границы. То, что она не доходила до моря, никого не смущало. Продлив ее, пришлось бы обидеть Бельгию. А Бельгия нейтральна. Никогда Гитлер не дерзнет вторгнуться в нее, а если осмелится, ему покажут.

В новостях сообщалось о нескольких боях по ту сторону линии Мажино. В этих стычках все-таки были погибшие.

Плакаты призывали подписываться на военные займы, ничем не занятых солдат старались обеспечить мячами. Вдоль бельгийской границы протянули колючую проволоку. В самом деле, странная война.

VII По примеру Дизраэли