Заря счастье кует

– Скоро их всех под топор, – резанул себя пальцем по горлу Таланцев. – Год «отработали» – хватит. На второй яйценоскость у клеточниц резко снижается. Без движения же... Без физкультуры и спорта живут. Невольницы. Старухам – «секир башка», а молодок сюда. В результате семь-восемь тонн птичьего мяса. Не министров тревожить...

В птичнике еще много ручного труда, но сюда пришел, приглашен дядя Гриша. Он присматривается пока, примеряется, чертит пальцем по воздуху.

Знакомимся.

Плечистый, грудастый, этакий полустолетничек, с «министерским» животиком и буслаевскими кулаками. Немногословен, Несуетлив. В его жестах – степенство, з речах – слово по цене сокола. Достоинство и самоуважение. Знает цену себе человек. Дороги они, такие вот мастера, всеумельцы и выдумщики.

Птицей и птичниками распоряжается ветврач Николай Александрович Жилин. Ему – пятьдесят восемь. Образование высшее. Кроме рентабельности хозяйства и прочих административных забот в его обязанности входит составление рационов, надзор за санитарным состоянием помещений.

5700 кур-несушек в Малиновском и 2700 населения. По плану 1971 года Николай Александрович должен взять с птичника 786 200 штук яиц. За восемь месяцев года получено без малого 700 000 штук.

– Будет миллион, – говорит Николай Александрович.

– Миллион возьмем, – подтверждает Таланцев.

Делю яйца на население и получаю по 373 яйца на малиновца в год. Здорово! Не ко «христову» дню, не ко «дню птиц» или «дню лесника», а у каждого каждый день на столе яйцо. Свежее. Витаминное.

Направляемся в свинарник. Он типовой, рассчитан на 20 голов свиноматок и 200 откормочников. Уборка, автопоение, кормокухня – все здесь механизировано. Для рабочих готовы раздевалки, душевые, комнаты отдыха. Все побелено, в помещениях светло, ввернуты электролампочки. После птичника – удивительная тишина. Не хрюкнуто здесь и не взвизгнуто. Только пара воробушков под потолком. Свиноматок завезут в октябре, а там надо ждать опоросов, выращивать поросят и откармливать, одним словом, хозяйство вести.

Иван Григорьевич рассказывает, что скоро начнется строительство типового коровника на сто голов, что с его появлением сельскохозяйственные цеха леспромхоза станут самостоятельным подсобным хозяйством со своим хозрасчетом, печатью и счетом в Госбанке.

– Это не значит, что мы, леспромхоз, устраняемся – нет. Всегда будем помнить: наше дитя. В случае чего и помочь можно. Иначе зачем бы нам было «квашню» растворять...

– Вы говорите так... то есть загадываете, как будто намерены всю жизнь прожить здесь!

– Все может быть, – отозвался Таланцев.

– А вот предложили бы вам работу в большом городе... Положение, квартира, зарплата и прочие блага – все выше, значительнее. Оставили бы вы свой леспромхоз! Друзья ваши оставили бы!

– Во всяком случае... не по своей инициативе, – отвечает Иван Григорьевич. – Если бы мы приехали сюда на готовенькое, то, как говорится, и «разлука без печали». А мы... Мы по жребию колышки били. Такую махину раскочегарили! Здесь, если честно сказать, дело нашего сердца. Нашей молодости... Как оставить!

Пуговки

У «Дельфина» нас ждали мастер-прораб Михаил Зырянов и директор леспромхоза Михаил Красилов. Прорабу сорок три года. Отец пятерых детей. Он окончил Тюменскую строительную школу и чуть ли не с основания леспромхоза трудится здесь, в Малиновском. Михаил Григорьевич строил здесь все. Все! Но главным его «душевным объектом» является вот он... красавец «Дельфин».

Разумные и достойные люди советовали Красилову (коль на спорт отпущены деньги) строить в поселке типовой стадион. Чтоб большинство игр и лихих состязаний вместил. Чтобы массовость, праздничность, зрелищность и вседоступность.

Советы были стоющие, соблазнительные, не без «царя» в сущем замысле. Но собрались три основателя «града Малиновского», три свежевыбритых «леших» и... вколотили свой колышек:

«Не стадион, а плавательный бассейн».

Вынесли свое предложение на обсуждение общественности.

Мнение общественности делилось поровну.

Молодые мамаши, жаждущие видеть своих дочерей фигуристками, феями льда, молодые отцы, заприметившие в своих отроках «удар Фирсова» или «вратарскую стойку» Зингера, безоглядно и безраздумно отстаивали стадион. Сторонники плавания и купания были как-то спокойнее, инертнее. Верх, казалось, берут «стадионщики».

Но вот выступил пожилой лесоруб, участник форсирования Днепра и Одера.

Он сказал:

– Уверен, что большая половина наших ребят – колуны. Кинь их в реку – лови на дне. По пятнадцать, шестнадцать лет иным стоеросам, а они, извиняюсь, пупка не мочили. Рек и озер близ поселка нету. А которые есть – с гор текут, с Урала-батюшки. Вода в них известная. В июле рученьки терпнут.

Потискав мосластые пальцы, лесоруб продолжал:

– А знали бы вы, конькобежцы и плюс футболисты, сколько русских головушек принял Днепр, заглотил чертов Одер! И только лишь потому, потому только лишь, что не мог, не умел солдат плавать.