Заря цвета пепла

— Вот еще! — хмыкнул я. — Парижане — отъявленные парижане, и ничего более. Они хотят вкусно есть, сладко пить и радоваться жизни. Девять лет назад они с огромной радостью, под зажигательную музыку и веселое пение, лишили престола своего короля. Это было чертовски весело, они танцевали на развалинах Бастилии и хохотали, глядя, как потешно дергают ногами графы и маркизы, подвешенные на фонари. Было очень весело, но потом стало грустно, а дальше — и вовсе страшно. Потом, при Директории, вроде бы не так жутко, но как-то… затхло, точно нюхаешь солдатский сапог. А сейчас? За считаные дни вашего консульства Франция уже оказалась втянута в гражданскую войну. Мой генерал, неужели вы и вправду думаете, что Париж окажет сопротивление законному наследнику престола: чудом спасенному, прелестному, трогательному мальчику, которого привезет на горячем коне любимый сын Марса?

— Но как же Республика? — уже теряя уверенность и напор, пробормотал Бернадот. — Ее идеалы?

— Республика? — Я усмехнулся. — Это забавно. Скажите, ваше превосходительство, Республика противоречит монархии?

— Но как же?!

— Республика, в переводе с латыни, означает «общее дело». И насколько я понимаю характер Бонапарта, по его замыслу, новая монархия будет той самой Республикой, в которой процветание державы будет общим делом и государя, и всего народа. Все остальное — свобода, равенство и братство — лишь трескучие слова. Мы и без того все равны перед Господом, мы и без того ведем себя, как братья, если, конечно, не забывать о Каине и Авеле. Мы не можем быть свободными, ибо жизнь каждый раз предлагает нам выбор, а наличие выбора исключает свободу.

— Проклятье! — Лицо Бернадота стало пунцовым от гнева. — Ты пытаешься опутать меня этими нелепыми словесами! Я свободен, слышишь меня? Я — свободен!

— Несомненно. — Я улыбнулся. — И сейчас вам необходимо сделать выбор, от которого зависит судьба Франции, а также ваша, моя и…

— Ступай прочь! — Первый консул хлопнул ладонью по столу. Я щелкнул каблуками и, развернувшись, направился из шатра. — Скажи дежурному офицеру, чтобы нашел для тебя место в палатке.

* * *

Утреннее солнце, в легкой дымке встававшее над кромкой леса, освещало поросший дубняком холм, широкий луг перед ним и Луару, величественно струящую воды к Атлантике. Вдали за рекой виднелись шпили замка, некогда подаренного королем Генрихом II своей несравненной возлюбленной, Диане де Пуатье. Я хорошо помнил эти места; за последние две сотни лет они мало изменились, разве что дубы стали толще, да замок казался пришедшим в запустение. Лис тоже казался взволнованным. Он стоял позади генерала Бонапарта, наблюдавшего в подзорную трубу, как скачут через луг всадники с белыми флагами.

— Это парламентеры, — склонившись к дофину, пояснил он.

— Я вижу. — Мальчик улыбнулся.

Кавалеристы были уже совсем близко.

— Мне кажется или вон тот, расфуфыренный, точно персидский шах, генерал Бернадот? — Наполеон бросил это в пространство, не обращаясь ни к кому лично, просто желая выразить обычное свое раздражение при виде соперника.

— Да, он, — подтвердил стоявший чуть поодаль Жюно. — Должно быть, этот самозваный Цезарь решил порадовать нас последними модами Парижа. Эти перья на шляпе выглядят смешно, вы не находите?

— Как по мне, так все лучше, чем тот васильковый мундир, в который вы меня обрядили при отбытии в Египет, — не замедлил вставить шпильку капитан д’Орбиньяк.

Бонапарт кинул на своего наперсника гневный взгляд. Дофин попытался замаскировать смешок кашлем.

Между тем Бернадот и окружавшие его офицеры поднялись на вершину холма. Наполеон пришпорил коня, выдвигаясь навстречу, но гасконец сделал вид, что не замечает этого, и аккуратно объехал досадную преграду, направляясь прямо к дофину.

— Мой государь, — ловко спрыгивая с коня и преклоняя колено, начал он, — я привез вам ликование Парижа!

За его спиной раздался зубовный скрежет Бонапарта. А в моей голове звучал восхищенный голос Лиса:

— Шо я тебе скажу, Капитан: при должной школе из этого папуасского вождя выйдет толк. Лишь бы Бонапарт раньше не вывел его в расход.

— Это будет не так просто. Но доживем — увидим.

Эпилог

Толпа орет в одно большое горло, но ест тысячью маленьких ртов.

Станислав Ежи Лец