Заря цвета пепла

— Ключевое слово здесь «как». Если вы присмотритесь, линии этой печати чуть толще, чем должны быть.

— Да?

— Можете сравнить. Обычная министерская печать гравируется на металле, а эта, хоть и мастерски вырезана, но из менее твердого материала, на котором нельзя достичь подобной тонкости линий.

— Но подпись!

— Если хотите, мой друг Рейнар нарисует вам на этом месте еще штук двадцать неотличимых подписей. Это фальшивка, месье.

Мэр выглядел окончательно и бесповоротно обескураженным.

— Кто же осмелился так глупо пошутить? Этот офицер…

— Кстати, как он выглядел?

— Высокий, статный, рыжеволосый, усы, бакенбарды, полицейский мундир.

— Ну да, конечно, рыжие усы и бакенбарды всегда притягивают к себе внимание. Скажите, пожалуйста, наши друзья, брат с сестрой, еще не проснулись?

— Что вы! Они отбыли из Бреста еще на рассвете.

— Понятно. Тогда я рекомендую вам проверить, не пропал ли этой ночью у какого-нибудь полицейского офицера мундир.

* * *

Выехать из города удалось лишь во втором часу пополудни. Ошеломленный моим разоблачением неведомых преступников, мэр отправился в ратушу и собрал двухчасовое совещание народных представителей, чтобы подписать наше освобождение из-под домашнего ареста. Кажется, он так до конца и не поверил моим словам и старался возложить ответственность равномерно на все имеющиеся в округе плечи. Лишь сообщение некоего полицейского чина о том, что смазливая вертихвостка, с которой он познакомился вечером, нагло сперла казенный мундир, положило конец его сомнениям.

И вот наконец мы смогли расстаться с навязчивым гостеприимством Бреста и отправиться в столицу. Правда, до этого нам пришлось снова встретиться с генералом Орном, настоятельно желавшим дать нам в сопровождение десяток местных драгун. Мне с трудом удалось отклонить этот щедрый жест, убедив начальника гарнизона, что отряд движется медленнее, нежели трое всадников, что он слишком малая сила для серьезного боя, зато слишком крупная цель и хорошая приманка для тех, кто задумал недоброе. Генерал вынужденно согласился, но, как мне показалось, его глодала мысль, что в какой-то момент мы просто исчезнем из-под носа собственного эскорта, не сказав на прощание «оревуар». И хорошо, если просто исчезнем. Пущенные Лисом слухи, проворно слетая с языка офицеров гарнизона, стремительно обрастали живописными подробностями. Хотя, на мой взгляд, к совершенству не прибавить.

Я ехал молча, оставив Лису возможность болтать с лордом Габерлином, а заодно и заботиться о предстоящей ночевке. Насколько мне было известно, мятежная Вандея[31], через которую предстояло ехать, считалась замиренной. Хотя кое-где случались нападения на республиканские патрули и убийства судейских чиновников, это не выходило за рамки среднестатистической преступности. В конце концов, бандиты на большой дороге встречались и при Короле-Солнце, и при Карле Великом.

— Ау, Вальдар! Че ты хмур, как день ненастный? Мамзель покоя не дает?

— Да как тебе сказать? Конечно, само по себе наше утреннее приключение — какая-то тошнотворная ерунда.

— Но?

— Но. Во-первых, мне казалось, что после освобождения и побега с острова мы уже можем как-то доверять друг другу. Получается, что искренность де Морнея и на этот раз была фальшивой. Тогда становится вовсе непонятно, кто он и на чьей стороне играет. Можно предположить, что в Париже нас будет ждать куда менее торжественный, но куда более жаркий, чем в Бресте, прием.

— Ага, такой жаркий, что аж под пятками запечет. Как думаешь, сколько времени потребуется, чтобы размножить наши портреты и снабдить ими всех столичных полицейских?

— Слава богу, принтеров еще не изобрели, но, думаю, можно один раз сделать гравированное клише, а потом шлепать оттиски, пока не надоест.

— Так шо, нам в Париж особо соваться не стоит? Может, попробуем Бонапарта перехватить по дороге?