Заряд воображения

– Семнадцать! Мы с вами в наши семнадцать думали о том, как сдать экзамен в Ерлинский институт права, а не о том, как продавать материалы на чёрном рынке, – ссыпая черешни в чашку, покачал головой Арнольд.

– Но эта история с похищением её сестры… Мне кажется, в её обстоятельствах, на её месте…

Воспоминание о том, на что он сам решился в подобных обстоятельствах, укололо Щумана притупившейся о время иглой. Арнольд – или граф фон Зин, как его звали в стенах комплекса – молча отхлебнул кофе; из чашки шёл слабый, сладкий аромат переспелых ягод. Арсений искоса посмотрел на своего заместителя.

– Её сестра, – нехотя произнёс он. – Надо что-то решать.

– С ней госпожа Юнгерс. Не думаю, что стоит волноваться.

– О да, – язвительно кивнул Щуман. – Надо полагать, о госпоже Юнгерс похлопотали вы?

– Само собой.

– Иногда мне кажется, что вы были бы куда убедительней в роли канцлера, нежели… впрочем… Что дальше? Что делать дальше?

– Господин Щуман, вы спрашиваете так, будто здесь я решаю подобные вопросы, – с сарказмом ответил фон Зин.

– А что бы вы сделали, будь это так? – в упор спросил Арсений. Граф откровенно рассмеялся:

– Мне не быть канцлером. Слишком велика для меня сопутствующая жертва. Но, если пофантазировать… Положим… Я разрешил бы им встретиться. Но не сейчас. Не сразу.

– Почему?

– Вы согласны, что её поведение и характер следует проанализировать? Инженерам-генетикам давно пора взяться за граничный ген. Я уверен, крупные перегибы позади, пришло время работать над нюансами.

– Разумеется, – сухо кивнул Щуман. – На ловца и зверь бежит.

– Да и вообще, – воодушевившись, продолжил фон Зин. – Разобраться в этой ситуации с чёрным рынком в Лазове, с тем, что она прятала и продавала материалы… Это ведь против закона. Она, конечно, не шпион, но закон однозначно нарушала, и не раз. Если захотите, можно привлечь прессу и осветить это дело как показательное разбирательство над… да хоть над диссидентом!

– Арнольд! – воскликнул Щуман. – Вы не перегибаете палку? Она девочка! Ей семнадцать. Какое разбирательство?..

– У закона нет возраста, – мрачно ответил фон Зин. – Но я не настаиваю. Это, опять же, ваше желание – приструнить инакомыслящих. Я лишь предложил идею.

– Вы хотели предложить, что делать с Яниной сестрой, а не как расправляться с диссидентами!

Граф пожал плечами. Плотная серая ткань собралась гармошкой – пиджак был явно ему великоват.

– Не хотите – не надо.

– Отложим этот вопрос до собрания совета, – раздражённо кивнул Щуман.

– А что касается сестёр… – как ни в чём не бывало протянул фон Зин, – если хотите поизучать эту Яну – доведите до предела. Внутреннее напряжение обостряет все без исключения характеристики, и физические, и психологические. Поиграйте с ней. Пригрозите, пообещайте, кнут и пряник – прекрасные, проверенные средства. Когда соберёте достаточно статистики – пожалуйста, отдавайте ей её сестру, потакайте прихотям, делайте что хотите…

– А потом?

– Господин Щуман, эта девочка вас заколдовала, что ли? Вы ведь, кажется, не впервые сталкиваетесь с подобным. Не мне вам рассказывать, как поступают с отработанным материалом.

Щуман резко кивнул. Поддёрнул рукав, посмотрел на часы на правом запястье и щёлкнул по квадратному стеклу экрана.

– Кофе с имбирём и биографию Яны Каминовой. Четыре эпизода. Самое раннее, последнее перед арестом и что-нибудь, эмоционально окрашенное ярче прочих.

Стараясь не думать о том, как сама Яна недоумевает, нервничает, злится, расхаживая по допросной, Арсений поднялся в свой кабинет, устроился на кожаном диване и развернул планшет.

– Покажите мне ваше прошлое, госпожа Каминова, – пробормотал он, кладя под язык капсулу энергетика и откидываясь на мягкую спинку. – Покажите…

***

Ночная нянька обхватила вопящую черноволосую девчонку поперёк живота и поволокла к выходу. Та визжала, вертелась, вырывалась, а напоследок смахнула со стола очки директрисы. Под вопли «Чертовка! На опекунство завтра же!» нянечка выбежала из кабинета с пятилетней безымянкой на руках.

Дежурная, которой сдали девочку, промучилась с крикуньей до рассвета, отчаялась и отвела её в пустующую карантинную спальню. Пнула, включая, старый обогреватель и, отцепив девчонку от своего подола, вышла вон. Это было ошибкой. Безымянка не желала затихать и перебудила весь дортуар за стеной отчаянным криком: «Отдайте!» Дежурка, ворвавшись в спальню, вцепилась ей в плечи и затрясла, истерично приговаривая:

– Сейчас же пойдёшь на улицу, если не прекратишь! Чего ты орёшь? Ну чего ты орёшь?!

– Отдайте! Отдайте!

Щёлкнув щеколдой, воспитательница, спотыкаясь, выгнала девочку на балкон. Та поскользнулась на ледяной луже, в которую вмёрз поломанный веник, растянулась на кафеле и заревела ещё громче.

– Ну заткнись ты наконец!

– Отдайте!

Дежурная хлопнула дверью и снова задвинула щеколду. Крик, приглушённый двойной рамой, стих, но безымянка не собиралась сдаваться. Поднявшись, принялась колотить по рамам и стеклу. Стекло пошло трещинами.

– Ах ты дрянь!