Зарисовки

Увидев императрицу в таком «наряде», канцлер удивлённо поднял брови, хотел что-то сказать, но, подумав, промолчал. «День сюрпризов» только набирал силу.

Покои ведуньи находились на том же этаже в правом крыле дворца. Ретильетта шла по анфиладе роскошных залов и думала: «Это всё моё! От кончиков шпилей до полов тёмных подвалов. Если я захочу, то и лепнину, и драпировку любого из залов заменят. Однако я не взбалмошная сумасбродка и никогда не стану переделывать то, что создали мои легендарные предки».

У двери покоев ведуньи канцлер остановился, убрал руки за спину и широко расставил ноги — это была поза стража. Полноватому розовощёкому канцлеру было крайне неудобно стоять в такой позе, тем не менее, ситуация вынуждала…

В высокие стрельчатые окна проникал свет Доброты и Заботы. Ведунья, задумавшись, сидела перед зеркалом и неторопливо расчёсывала длинные густые волосы.

— Моя госпожа? — удивлённо воскликнула она, бросила гребень на столик и поднялась. — Чуть свет… Поздравляю вас с днём рождения!

— Спасибо.

— Присаживайтесь, госпожа. Что случилось?

— Я хочу кое-что выяснить.

— Хорошо, госпожа. Я всегда в вашем распоряжении.

Сев в кресло, Ретильетта ненадолго задумалась, затем сказала:

— Строго конфиденциально! Никто не должен знать…

— Клянусь своим даром! — ответила ведунья.

— С чего начать? Начну с того, что мне снятся сны. Они меня пугают. Снится, будто я живу в другом мире. Не помню, кем были мои родители. Не помню, что с ними случилось. Их нет, я сама должна заботиться о себе, а для того, чтобы быть защищённой, должна соблюдать все принятые там условности. Я хожу на работу… на телефонную станцию. А ещё я — комсомолка. Меня даже выбрали группкомсоргом, потому что я дисциплинированная. Правда, всё это ужасно?

Ведунья внимательно смотрела на молодую императрицу и кивала головой.

— Я знаю, — продолжила Ретильетта, — что та страна, в которой живу, была сильно разрушена во время войны. Мне выделили небольшую комнату в коммуналке в центре города, и считается, что мне невероятно повезло. Тысячи людей живут в ВГСах.

— То есть? Я не поняла, извините, госпожа.

— ВГСы — временные гражданские сооружения. Бараки с мышами и тараканами вроде тех отвратительных жилищ, в которых живут наши бедные соседи — таплы.

— О, святой Яйнен! — пробормотала ведунья.

— Мне плохо в том мире. Тоскливо, одиноко.

Императрица замолчала, перебирая шёлковую ткань шарфа.

— Вы никогда не говорили про эти ужасные сны, госпожа, — с сочувствием произнесла ведунья.

— Да, никогда. Но теперь, накануне свадьбы, я решилась. Эти сны меня удручают, мешают жить. Нужно что-то делать, как-то повлиять. Ты это можешь?

— Нет, — не колеблясь ни секунды, ответила ведунья.

— Жаль.

Ретильетта задумалась, затем спросила:

— А ты можешь выяснить, откуда приходят эти сны? Из прошлого или из будущего?

— Да, это я могу.

Трольесса придвинула к императрице столик с золотой, янтарной и костяной инкрустацией, и подала ей серебряный гадальный стаканчик.

— Встряхните, госпожа, и высыпьте камни на столешницу.

Когда прыгучие чёрные камни остановились, ведунья склонилась над столиком. Вздохнув, сказала:

— Моя госпожа, эти сны приходят из будущего.

— Из будущего? Ужас! Всё то, что мне иногда снится, придётся пережить день за днём, час за часом?

— Увы, моя госпожа. Нужно будет набраться терпения. Я готовлюсь к тому, что в следующей жизни буду прислугой в доме богатых скупых фермеров.

— Тебе тоже снятся такие же ужасные сны? — удивилась Ретильетта.

— Да, госпожа. Моя кожа будет тёмной… — ведунья посмотрела на свои белоснежные руки.

— Ой, как плохо!

— Нужно будет терпеть, моя госпожа.

— Может быть, всё-таки можно как-то повлиять, что-то изменить? — спросила императрица. — Хотя бы незначительно…

— Нет, к сожалению. Никто, нет такой ведуньи, которая могла бы повлиять на незыблемый закон «Качелей», в простонародье — закон «Густо-пусто». Никому не дано изменить в нём хотя бы одну букву или цифру. Нужно смириться с тем, что вслед за роскошной жизнью последует убогая, за беззаботной — хлопотная. Ваша следующая жизнь, госпожа…

— … будет безрадостной, — договорила Ретильетта и тяжело вздохнула. — Я уже знаю, что меня ждёт.

*

Сон Натальи прервал звук, похожий на стрекотание цикады. Она открыла глаза, нажала на кнопку будильника, затем спрятала руку под одеяло. В комнате было прохладно, стоял полумрак. За окном, медленно кружась, падали крупные снежинки. В течение ночи на подоконнике скопился снег. На общей кухне за тонкой стенкой кто-то без устали гремел алюминиевой посудой.

ГНЕВ ЗЕВСА

«Зачем он в наш колхоз приехал? Зачем нарушил мой покой?» — пропела певица, после чего радио поперхнулось и замолчало. Двигатель заглох.

— Нет, нет! — произнесла Ирина, посмотрев на тёмную панель приборов. — Только не это! Так нельзя!

Она съехала на обочину развилки трёх дорог и, после того, как машина остановилась, несколько раз повернула ключ зажигания, приговаривая:

— Давай, заводись. Заводись, девочка моя. Нам нельзя тут стоять. Поехали! Ты ведь послушная и трудолюбивая. Поехали, красавица моя, домой.