Зарницы грозы

– Ты меня не перебивай и не учи! Молодой еще наставления давать. Я никого не трогаю, пока меня не трогают. И народ так же. Люди по домам сидят, двери на засовы запирают, да оружье к себе поближе держат. А воюют полевые воеводы какието. Ягжаль пыталась в Китеж войти и еле ноги унесла... Вот когда соловейские, от дружков твоего Финиста отбиваясь, ко мне домой нагрянули, я им отпор дал. И с тех пор не щажу. Особенно нечисть.

– А поесть у вас нечего? – смущенно спросил Баюн. – У нав особенно не поешь...

– Поесть... Разносолов не держим. Скатертьсамобранку мою украли, а Машка силы бережет. Ей для меня патроны творить надо, да от глаз прятать, да морок на дверь наводить.

– Феденька, – с укоризной сказала женщина, – он гость наш. Не ворчи.

– Гость... Я помню, какойто Баюн у Кощея в свите крутился. Правда, другого цвета, да и втрое помельче...

– Тезки, – быстро сказал рысь.

– Феденька, я ему измыслю. Он на твой порог окровавленным приполз, а ты ему нравоучения читаешь. – Марья взмахнула рукавом, и перед Баюном появилась большая миска молока. Перевела дух, взмахнула еще раз – рядом с миской возник парной, освежеванный заяц.

– Кушай, Баюн. Ты на Феденьку не обижайся, он человек старый. Всякое повидал, осерчал малость за годы. – Марья утерла влажный лоб. – Да и я сдала... Волшебство ведь иссушает, если ты только не бог или еще какая сила.

Рысь принялся за еду. Женщина гладила его по голове и спине, теребила кисточки на ушах. Баюн не противился. Ему, напротив, хотелось, чтобы ктото приласкал, сказал доброе слово.

– Сейчас их мало, вражин, – сказал Федот. – К царскому терему все стянулись. Там твой Финист и поляжет.

– Он не мой! И почему это?

– Потому, что Соловей тоже не дурак власть отдавать. Думаешь, откуда тут заморцев столько набралось? Это только частью Кощеева свита – а частью подмога Соловью с Авалона. И какие где, поди разбери, языкто у них один. Если Финист умен, он отступит и подождет, пока все уляжется. Пока люди хоть в себя придут.

– Не уляжется, – сказал Баюн, приканчивая зайца. – Заморье нас хочет вообще уничтожить.

Федот фыркнул:

– Бред городишь. У них Аграба в мечтах, а тут они так, покрутятся, поищут, где бы поживиться. Они нас и так после сам знаешь чего в кулаке держали, зачем им через окиян к нам походом идти?

– Да что вы знаете! Я... – Рысь осекся. Про демонов рассказывать не хотелось, чтобы не проболтаться о своей в этом роли. Как хорошо, что в нем никто не признает прежнего Баюна! – Я должен быть там! – выпалил он наобум. – Со своими!

Федот удивленно пожал плечами.

– Ну иди, – сказал он. – Ято думал, ты нас байкой какой угостишь. Скучно тут. Но если голову охота сложить, идииди.

С какими своими? Рысь прыжками мчался по улицам. С каких это пор Финист стал своим? Тьфу, о чем это он думает? Он, Баюн, никогда не был настолько мстителен и обидчив. Горох не в счет, он заслужил. Но и в самом деле, почему вдруг так отчаянно потянуло Баюна в бой? Да еще на стороне записного, в общемто, злодея?

Баюн рывком остановился. Мысли его путались, и ни одна полностью не принадлежала ему. Стало вдруг страшно: точно он пылинка, которой, как хотят, играют буйные ветра. И опять померещился ему закутанный человек, в плаще ли, шубе, – не разглядеть, стоящий подле поваленного забора.

Со своими... А разве нет? Они такие же русичи, хоть и навьи. Да и не только Навь за Лукоморье встала, должен быть еще ктото. Что это на него нашло?

– Демон входит в силу, – каркнул незнакомец. – Свои... Чужие... Это все его чары. Всегда одно и то же. Слабые покоряются и позволяют бросить себя на гибель.

– Слабые? А сильный – это Федотстрелец, который на чердаке сидит, как барсук в норе? – Тут Баюн похолодел. – Всегда одно и то же...

Рысь попятился.

– Пошла прочь! – зашипел он. – Я тебе не добыча! Я тебя не боюсь!

Незнакомец развернул полы плаща, и те оказались крыльями. У Грозы не было лица, не было даже тела: лишь колышущиеся завесы, которые могли нечто прятать, а могли скрывать только пустоту.

– Ты творец мой, – пропела она. – Ты же всевсе понял в тот день. Почему ты гонишь меня?

– Я ничего не понял! Я ничего не хотел понимать! Убирайся из моей головы!

– Предатель, – грустно сказала Гроза и полетела на Баюна, как черная медуза.

Бывает такая нежить, которая питается страхом. Является она к спящим, садится на грудь и душит. Просыпаешься среди ночи – и не можешь ни вздохнуть, ни шевельнуться, а над тобою чтото темное, мягкое, зыбкое. Единственное спасение тут – бороться. Пусть ты словно скован, пусть перепуган – бросайся на тень, она труслива и слаба.