Зарницы грозы

— Надо сделать, как Светлые Князья с демонами, — ответил Баюн Калину Калиновичу. — Всем одновременно сказать. А потом скрыться и смотреть, что будет. Заодно узнаем, кто и сколько за нас.

— Это чародеем надо быть, — возразил ему Калин. — Сильным притом, очень сильным. Только демоны могут внушать всем единовременно.

— Яблочки! — озарило Баюна. — Новости-то все смотрят! Надо выбрать вечер, и вместо птицы Гамаюн на блюдцах появиться.

Калин Калинович хлопнул себя по колену:

— Ай да рысь! Где ж ты раньше его прятал, Емеля? Только как ты, Баюн, вместо птицы появишься? Здесь снова чародейство нужно...

— Яблочки — навья штуковина. Навы должны знать, как можно все блюдца заставить сменить картинку. Мне они вряд ли откажут.

Рысь разузнал, какие навы надзирают за цехом, где мастерят дальнозоры — блюдца с зеркальцами. Он привык уже, что не встречал в Тридевятом ни отказа, ни отпора, и даже растерялся сперва, когда нава спросил:

— А для чего тебе?

— Надо! — ответил Баюн. — Государственное дело. Много будешь знать, плохо будешь спать.

— Надо... Хе... Эти приборы, да будет тебе известно, все настроены на Цитадель. Может, ты шпионить вздумал. У меня инструкция верховного навы — никому не давать копаться в настройках. Спрашивай маршала. Пусть он персонально разрешит.

Баюн эту речь плохо понял, но сообразил, что ему отказали. Ну ладно, в дверь не вышло — полезем через окно! Он стащил из казны золотых, подкупил главного мастера и узнал, каким чародейством можно перебить яблочку кадр. Слов при этом, правда, непонятных услышал — аж голова загудела. Хоть ругайся ими.

— Нужен нам колдун, — задумался Калин Калинович, — такой, чтоб не с Финистом был.

Колдуна Баюн как раз знал: Манул, кошачий царь. Правил этот зверь кошками юго-востока, а известен стал, когда по югу прошелся джинн. Всех котов увечных и ставших бездомными Манул у себя в горах приютил. Это с ним Финист Баюна в первую встречу спутал, хотя сходства никакого. Манул мохнатый, как шар из шерсти. Морда поперек себя шире, глазища навыкате. Зыркнет — птицы с неба падают.

— Могу, отчего же нет, — сказал Манул Баюну, выслушав его. — Только за то мне бочку сливок и корзину рыбы. А еще лубок с меня нарисуйте.

Любил кошачий царь почему-то на лубках появляться. Рысь согласился, вызвал его в Лукоморье к назначенному дню, а Калин Калинович стал речь готовить.

— Надо, чтобы человек уважаемый к народу обратился, — говорил он, — тогда прислушаются. Меня-то не знает никто. Ставр — тот отказался, струсил... Илейка двух слов не свяжет, да и читать не умеет... Или Федот-стрелец, или ты, Баюн.

— Я скажу, — ответил рысь. — Меня Навь знает хорошо. Авось они тоже прислушаются.

Прибыл Манул. Для лубка постоял. Рыбы и сливок откушал как следует. Потом с раздувшимися боками вперевалку отправился к яблочку, через которое было решено говорить. Глаза вперил в блюдце, зрачками сверкнул — яблочко стало белым, а блюдце, наоборот, залилось чернотой. Затем от яблочка откусил. Сжевал. Проглотил. И сказал:

— Катите, готово.

Баюн жутко волновался. Шутка ли, все Тридевятое его увидит сейчас. Речь наизусть заучил, про себя повторил — она коротенькая, чтобы внимание людей удержать. Покатили надкушенное яблочко, и появилось на блюдце вместо птицы Гамаюн все Тридевятое царство с высоты. Калин Калинович глаза страшные сделал: мол начинай, не медли!

— Русичи! — заговорил рысь. — Это я, Баюн, первый советник царя Финиста. Хотя с этой минуты уже, наверное, никакой не советник. Да и он царь не настоящий. Уж простите, придется вам это слушать...

Слушали его в хоромах и хижинах, теремах и шатрах, избах и избушках. Яблочки давно уже не считались за признак богатства — много их стало, и дешевы. Слушали в лесах и степях, в горах и на северных равнинах. Слушали люди и нелюдь, нечисть и звери. Слушали навы, ошеломленные. Слушал Финист, кусая до крови губу и стискивая кулаки. Едва пропал рысь и вновь появилась сбитая с толку птица Гамаюн, царь хватил по блюдечку с размаха так, что оно треснуло, а яблочко укатилось в угол.

— Предатель... Змея... Я же с тобой, как с равным... То-то ты вечерами пропадать стал! За кем пошел? Кто в тебе взрастил все это?!

— Больше мне в царский терем нет дороги, — сказал Баюн, отодвигая блюдце. — Враг государству я с вами стал, друзья. Даже не верится.

— Это звание — почетное, — ответствовал Калин Калинович и потрепал Баюна по голове. — Хоть и говорил я, что мы не гонимся за похвалой, а все же ты, я думаю, заслушиваешь. Елена тебе не откажет в награде.

— Друзей я хочу увидать, — сказал рысь. — Чтобы бабушка Яга по чудесным лугам Ирия скакала на крылатом коне. Чтобы Иван-Царевич со своими зверями учил людей уму-разуму. Чтобы Алеша в небесном храме перед Вечной Девой колено преклонял. Знаю, что вернуться они на землю не смогут, да с небес и не хочется возвращаться. Но хочу проститься как подобает. И пусть у них все хорошо будет. А мне ничего особо не надо. Что я хочу, того сам добьюсь. Справедливость уже пытался вершить. Жизни привольной наелся — до отвала. Может быть, пусть у меня появится кто-то вроде Ягжаль...