Зарницы красного лета

— Понимаешь, не могу! Совесть не позволяет. За кого она меня считает, ты это соображаешь? Вот то-то! Эх, а бабочка хороша!

— Иди-иди. Ждет ведь.

— Нет, пропащее мое дело!

Сердито дымя цигаркой, Мохов безнадежно махнул рукой и поплелся к Фаньке.

— Да, дела...— неопределенно заключил Ольхин.

Капитан Повалихин встретил и провел эту ночь внутренне

затихшим и умиротворенным, с таким сознанием, будто счастливо переборол опасную болезнь и теперь точно знает, что способен держаться на ногах.

Утро выдалось хмурое, но Повалихин уже не чувствовал над собой тяжелой власти угрюмой и дикой тайги...

Дородная хозяйка поставила на стол в горнице сковороду с яичницей, а в больших деревянных чашках — пышные шаньги с творогом и сотовый мед.

В кухню кто-то пришел, громко спросил:

— Товарищ командир чай пьет? Ага, мне надо его...

381

•ч.

В горницу ввалился коренастый человек с пушистыми усами. Он поставил у двери винтовку.

— Чай с сахаром, товарищ командир!

— Благодарю, спасибо...

— Как спалось? Клопы не донимали?

— Нет, хорошо спал.

— А я к тебе, товарищ командир, по важному делу,— сказал усатый, подсаживаясь к Повалихину,— Я — Глухих, В здешних большевиках состою.

— Ага, так-так...

— Так вот, тебе в отряд пополнение собрал. Тринадцать молодцов, один к одному! Ружьишки, понятно, свои. А ребята все — огонь, а не ребята! —Глухих хлопнул капитана по плечу: — Ну, что скажешь?

Этого не ожидал Повалихин и, глуповато мигая, смущенно пробормотал:

— Да-да, это хорошо. Тринадцать, говоришь? С оружием? Ну что ж...— Он прислонился к косяку окна и вздохнул; взгляд его был тупой и темный.— Душно как в избе! — Распахнул окно и, не оглядываясь, досказал: — Что ж, собирайтесь, приходите!

— Мы мигом!

Глухих хлопнул дверью.

«Сволочи! — подумал Повалихин.— Впрочем, пусть идут, Пусть. А потом... Это даже забавно будет».

Спустя час отряд собрался в путь. Провожали отряд веселые, празднично одетые толпы народа. К телегам подбегали женщины, передавали солдатам плетенки с огурцами, горячие пироги с морковью, шаньги с творогом, туеса с квасом и медом...

Бедный сгорбленный старичок с крестом на груди суматошно толкался среди телег с большой сумкой из пестрого домотканого холста и упрашивал солдат:

— Сынки, да берите вы больше самосаду? Это же такой табачок, только понюхайте! Берите, говорю, берите, не покаетесь! На войне табак — первое дело, знаю! Держи карманы! Мореный табак, для себя готовил!

А когда обоз двинулся из деревни, солдаты, смущенные и растроганные любовной заботой сельчан, с каким-то злым бес-шабашием запели песни...

VII

Четыре дня отряд Повалихина шел по тайге спокойно. Всюду народ хорошо встречал и провожал его. Идти стало легче: крестьяне давали отряду лошадей и провизии, к тому же упал хороший дождь и в тайге посвежело.

Но в деревне Петровке случилось серьезное происшествие. Партизан Глухих и солдат Мохов по указанию хозяйки квар-

тиры поймали известного в деревне своей жестокостью бывшего урядника. Связав уряднику руки, они повели его к квартире Повалихина. Вокруг них образовалась большая толпа крестьян и солдат. Толпа покатилась по улице, как шумный поток.

Почуяв недоброе, Повалихин выбежал к воротам. Народ разноголосо кричал:

— Эй, командир, казнить его!

— Попил он нашей кровушки!

— Живьем бы, гада, зарыть!

— Бей, чего смотреть! Бейте, мужики!

Повалихин побледнел. Держась за ворота, он с испугом смотрел на урядника — пожилого, рыжеватого человека, с толстым, как огурец, носом. Урядник потерянно шарил глазами по сторонам. Повалихин хотел броситься вперед, вырвать урядника, но толпа, крича, подвалила к воротам, и он с ужасом заметил, что даже солдаты, слившись с толпой, потрясают в воздухе винтовками и требуют расстрела урядника.

— В расход шкуру!

— Тяни его, тяни!

— Шлепнуть, и все! Тяни!

Повалихин поднял руку, прося толпу утихнуть. Но толпа зашумела еще сильнее. Сдвинув брови, капитан рубанул воздух рукой и скрылся в воротах.

Из дома Повалихин увидел, как солдаты и мужики потащили урядника в переулок, за огороды. Вскоре оттуда донесло сухой удар залпа. Капитан Повалихин Стоял у окна, судорожно хватал и мял занавеску.

«Что же теперь?»

Долго-долго Повалихин метался по горнице, молча отбиваясь от тревожных мыслей...

По приказанию Повалихина отряд вышел из деревни пешком. Ночевать остановились у заброшенной охотничьей избушки; отсюда до Пихтовки оставалось два перехода. Разложили костры. Солдаты почему-то присмирели, возились у костров молча, только Васька Ольхин, как всегда, весело болтая, носился по биваку. Он заготовил на ночь много валежника, где-то разыскал дупло с пчелами и добыл меда. Потом объявил, что идет рыбачить. И правда, вскоре он начал выбрасывать удочкой из быстрой речки одного за другим пятнистых хариусов. Он бросал их солдатам, столпившимся на берегу, и весело покрикивал:

— Получай еще одну порцию! Получай еще на одного!

Вздевая на ветку хариусов, Мохов просил:

— Вася, друг, вытащи на мою долю пожирнее!

— Я тебе вытащу язя, какого есть нельзя!