Зарождение добровольческой армии

Было уже половина девятого, когда, так же как и мы, в комнату вошли офицеры, капитаны лейб-гвардии Измайловского и Павловского полков. Так же как и меня, их сопровождали прапорщики. Вошедшие поздоровались со мной, покосились на прапорщика у столика и пожали плечами. Мы не разговаривали между собой, но, подождав немного, закурили.

В комнату входили штатские и солдаты. Они что-то говорили с Крыленко, он недовольно отмахивался от них. Один из штатских привлек наше внимание: Крыленко очень почтительно что-то докладывал ему вполголоса и тот поглядывал на нас с любопытством. Я так и не узнал, кто это был, а мой прапорщик не мог назвать его фамилии.

Время шло. Было уже 10 часов утра. Заканчивая разговор с неизвестным нам человеком, Крыленко сказал ему: «Отлично, так и сделаем. Приходите через полчаса, а мы тут пока решим». Неизвестный ушел, и Крыленко обратился к нам: «Товарищи, сегодняшний переворот – совершившийся факт. Из всех частей гарнизона поступают сведения, благоприятные нам. Никто, кроме кучки юнкеров, не будет защищать Временное правительство. Власть перешла в руки народных комиссаров. Керенский бежал из Петрограда. Но могут еще быть судороги павшей власти, и мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. Рабочие и матросы с нами, но нам нужен и командный состав. Один из вас должен принять командование над рабочими и военными отрядами, которые мы отправляем в Пулково, чтобы оградить город от вторжения казаков. Этот один из вас будет главнокомандующим округом, а остальные будут ему помогать. Посоветуйтесь между собой, который из вас вступит в командование. Через 10 минут я жду вашего ответа. Помните, что мы взяли власть и никому ее не отдадим. Мы будем драться за каждый переулок, за каждый дом, за каждую тумбу», – почти кричал Крыленко, и перепуганный солдат у дверей встал, оправил одежду и взял в руки винтовку.

Мы отошли опять к окну. О чем было совещаться? Мы трое были почти однолетки, командовали ротами и батальонами, но стать вдруг командующими округом при таких условиях, конечно, не могли. Измайловскому капитану пришла счастливая мысль. «Скажем ему, – предложил он, – что мы не рискуем брать на себя такую большую ответственность и такую высокую должность. Но у них, большевиков, есть такой же офицер, как мы, лейб-гвардии Гренадерского полка капитан Дзевалтовский[56], он с начала революции стал большевиком, его знают, пусть он и командует».

Так мы и сказали Крыленко. К моему большому удивлению, он сейчас же согласился с нашим предложением. «Пусть так и будет, – сказал он, – Дзевалтовский справится. А вы возвращайтесь в свои полки и будьте наготове выступить в поход». «Поход» надо было понимать как выступление частей гарнизона против возможного движения частей, сохранивших верность Временному правительству.

Я шел по полутемному коридору в потоке суетящихся людей и, ошибшись направлением, попал в главный зал Смольного. Именно здесь, в этом огромном двухсветном зале с колоннами, встречался я с сестрами, когда приезжал к ним на прием. Но во что он обратился! Сплошная стена серых шинелей наполняла его. Несколько ораторов одновременно что-то кричали, никто их не слушал. Облако махорочного дыма тянулось через весь зал. Плотно стоявшие солдаты кричали: «Давай мир! Дальше воевать не согласны!»

Я едва выбрался из зала и, опять толкаясь по коридору, вышел на лестницу главного подъезда. Помню, еще поразила меня тогда в Смольном эта толпа мужчин и женщин, игравших, по-видимому, здесь главную роль. Они что-то приказывали друг другу и лезли во все комнаты. До чего же эти самые ярые большевики были уродливы! Природа их обидела, и они были преисполнены ненависти ко всему, что красиво и нормально!

С облегчением вышел я на свежий воздух. Никто меня не останавливал, и я подошел к ряду машин, стоявших на лужайке. «Товарищ капитан, – окликнул меня один из шоферов, – я вас привез сюда, позвольте мне и отвезти вас домой».

Я не заставил себя долго просить: лучшего способа выбраться из этого гнезда фанатиков и проповедников ненависти нельзя было и придумать. Никто нас не задерживал. Мы проехали главные ворота, где, так же как и утром, сидело у костра несколько солдат, не обративших на нас никакого внимания. Свернули на Суворовский. Навстречу нам неслись легковые машины и грузовики, переполненные рабочими, солдатами и взъерошенными женщинами.

«Меня вчера, можно сказать, реквизировали с машиной и заставили ехать в Смольный. Мой генерал и не знает, где я, думает, верно, что сбежал я. Вот довезу вас, и надо к нему возвращаться. Бог с ними, с большевиками, в Смольный я больше не поеду», – сказал мне шофер.